Ганфайтер. Дилогия

– О, это не столь утифительно, – понурился фон Штромберг. – Понимаю, что тостоин порицания, поскольку кипноинтуктор не настроен, а это мошет нанести фрет психике, но… Что мне было телать как рейхсляйтеру и просто человеку?

– Дада, – нетерпеливо сказал пастор. – Скажите, а как он включается? Или без электроэнергии бесполезно пробовать?

– Я потсаряшаю аккумуляторы, – оживился фон Штромберг, – но это крайне метленный процесс, фсё очень сильно исношено.

Звук множества шагов донёсся до Сихали, он обернулся и увидел, как в зал, секция за секцией, входят фридомфайтеры из команды Помаутука.

– Аа, явились, не запылились! – весело поприветствовал их пастор и указал на группу океанцев и антарктов, куда затесался и фон Штромберг: – Арестовать их.

– Чтоо?! – выпучил глаза Шурик. – Ты что, совсем уже сдурел?

Купри придержал Белого. Сихали молча, с лёгким презрением, смотрел на пастора, не ощущая ярости, даже гнева не испытывая. Ему стало просто противно.

– Сдать оружие, – попрежнему с улыбкой велел Помаутук. – Радиофоны можете оставить на память – до поверхности всё равно не дозвонитесь.

В зале скопилось человек тридцать парней в чёрных комбезах, их мускулистые руки сжимали лучевики, и было ясно, что они даже не задумаются перед тем, как пустить оружие в ход, – возьмут, перестреляют всех, как цыплят, и пойдут пить пиво, обсуждая достоинства красоток из фантомата…

Харин посмотрел на Тимофея. Тот отрицательно покачал головой. Вынув бласт, он швырнул его на пол. Морщась, ТугаринЗмей уронил свой лазерник. И посыпалось…

– Увести, – скомандовал Джунакуаат, трогая языком ранку на губе. – В тутошнее гестапо и запереть. Рейхсляйтер покажет, где это…

Глава 30

ВОСХОД «ЧЁРНОГО СОЛНЦА»

2 января, 15 часов 15 минут.

АЗО, Вальхалла, Новый Берлин.

«Чернецы», как окрестил Белый молодчиков Помаутука, построили всю экспедицию, прихватив и Штромберга за компанию, и повели. Шольц, Циммер и Айхельбреннер смылись под шумок.

– Я не понимаю! – Гюнтер затряс в отчаянии головой.

– А чего тут понимать? – усмехнулся Тимофей. – «Плохие парни» ведут «хороших парней». Радуйся, что ты среди нас, с нами веселее!

– Нет, ну какая всётаки сволочь этот долбаный эскимос! – потрясённо проговорил Шурик. – Мы ж ему верили!

– Он вас просто использовал, – покачал головой Кермас.

– А тебя что? – буркнул Купри.

– И меня…

Командир «чернецов» обратился к фон Штромбергу:

– Где гестапо? Показывай давай…

– Ещё нато квартал пройти, – неохотно выговорил штандартенфюрер, – и налево.

– Никогда не думал, – хмыкнул Белый, – что доведётся побывать в застенках гестапо!

– Представляешь, – ухмыльнулся Гирин, – как тебе повезло?

В первом переулке налево обнаружилось большое серое здание, тяжело расплывшееся, как жирная бюргерша на пляже.

– Halt! – раздался громкий окрик, и на улицу высыпало десятка два человек в чёрной форме. Эсэсовцы. У всех у них в руках были короткоствольные автоматы с длинными магазинами. Затрещали короткие очереди, однако тонкие струйки плазмы взяли верх, скосив половину «охранного отряда». ^[185]Оставшиеся в живых дали дёру.

– Это Циммер соопщил о напатении, – упавшим голосом сказал фон Штромберг. – Или Шольц…

– Это уже не имеет значения, – мягко заметил Сихали.

«Чернецы» затолкали арестованных в просторный подвал и заперли за ними толстую дверь.

Тимофей успел обойти всё тёмное помещение кругом, ощупывая решётки на крошечных окошках, скрипучие нары, спотыкаясь о металлические табуреты, вмурованные в бетонный пол, когда под потолком вспыхнула лампочка.

– Ну и ладно, – с этими словами Сихали взгромоздился на топчан в углу и сказал: – Рассказывай, Гюнтер.

– А… о чём?

– Начни с сорок пятого года.

Фон Штромберг покашлял в кулачок и заговорил:

– Расумеется, я не помню моего тостослафного претка, Карла Людвига. Это не столь утифительно. Так фот… Тритцатого апреля Адольф Гитлер с Евой Браун, Мартин Борман, Генрих Мюллер, Карл Людвиг фон Штромберг собрались на аэродроме…

…Смеркалось, но вдали полыхали зарницы – русские бомбили Берлин. Сырой весенний ветерок доносил пряные запахи парящей земли, терпкий аромат клейких листочков и душную вонь кордита, меленита и прочей взрывчатой дряни.

Спортивный «Мессершмитт108» прогревал моторы на аэродроме «Вилмерсдорф». Пассажиры улетали налегке. Они стояли и жадно смотрели на столицу рейха, гибнущую под ударами армии «недочеловеков», слушали, как тяжко бухали фугаски, и гадали, на какой улице рушатся стены домов и занимается пламя. Ева Браун осторожно взяла под руку Гитлера, сгорбившегося и постаревшего, но тот ничего даже не заметил.

– Мой фюрер, – негромко сказал Карл Людвиг, – мы не проиграли войну, мы проиграли бой.

– Да, – тускло сказал «вождь немецкого народа», – да… Наша ненависть страшна, а воля к победе неизмерима…

Изпод крыла вынырнул капитан люфтваффе Петер Баумгардт и отрапортовал о готовности к полёту. Немногочисленная и немногословная команда поспешно заняла свои места. Моторы взревели, самолёт покатил по бетонной дорожке, набирая скорость, и взлетел, ложась на курс.