Карл Людвиг широко открытыми глазами смотрел на далёкие тёмные улицы Берлина, освещаемые лишь вспышками взрывов да огнём пожаров. ПринцАльбрехтштрассе… УнтерденЛинден… Фридрихштрассе… Александерплац… Все эти места, любимые им, пока ещё сохраняются в памяти, но надолго ли? Там, на другом краю мира, не сотрутся ли они? Не растворятся ли в холодном дыхании льдов?
Сквозь треск помех из приёмника донёсся низковатый голос Бруно Варнке, напевавший: «О, как прекрасно было там, на Могельзее…»
Фон Штромберг крепко зажмурил глаза – слёзы подступили и жгли нестерпимо. Он врал фюреру – войну они проиграли с разгромным счётом, а надеяться на то, что выводок представителей высшей расы вдруг покинет вонючую нору в недрах Антарктиды и пройдёт победным маршем, со второй попытки покоряя нынешних победителей… Глупость. Глупость, возведённая в степень никчёмности. Или у него нет веры?..
…Перелёт не слишком утомил пассажиров – «Мессершмитт» закружился над норвежским фиордом. Выходя на второй круг, пилот заметил костры, обозначившие секретный аэродром, и посадил самолёт. К трапу тут же подкатила пара роскошных «Майбахов» – Гитлер любил эти машины за мягкость хода – и увезла пассажиров в тайную гавань, где их уже поджидала субмарина класса UF. Ранним утром первого мая транспорт заскользил под холодными водами, чтобы пересечь экватор и достичь ещё более студёных вод у Южного полярного круга…
– …Тогта в Новом Берлине прошивало чуть ли не тфатцать тысяч челофек, – вздохнул фон Штромберг, – тут топыфали уголь и руту, плафили шелесо, пот сфотами Вальхаллы сиял яркий сфет. Гитлера похоронили на местном клатпище, пятнатцать лет спустя после Фторой мирофой. Начался… как это порусски… расруха, нет…
– Упадок? – подсказал Тимофей.
– Та, та, упаток! Фсё пришло ф страшное сапустение, а население фырошдалось.
– Мда… – сказал Сихали. – Ну и житуха вам выпала… Слушайте, Гюнтер, а как же тогда новоберлинцы пережили эти… как их… пульсации?
– Ах, это… Ну, я фсем растал специальные такие поглотители ислучения. Они маленькие софсем, умещаются в кармане. – Фон Штромберг вытащил из нагрудного кармана приборчик, похожий на портсигар и такого же размера. – Фот такой.
– Здорово, – оценил гаджет Олег Кермас.
– А фы мне не расскашете, – заговорил Гюнтер с запинкой, – что там, на ферху? Что пыло в мире? Откута фы? Мы ше тут ничего не снаем! Протим в фечных сумерках, как неприкаянные туши…
– Так чего ж вы не выбрались наружу? – громко удивился Белый. – Пробурили бы свод, и айда!
– Нарушу? – горько усмехнулся фон Штромберг.
– Натюрлих! – подтвердил Шурик.
– В тфатцатом феке такая попытка могла утаться, но токта люти поялись. «Фыйти отсюта, чтобы сесть пошисненно, как Гесс? – говорили они. – Спасипо, мы уше ситим! Так стоит ли менять место саключения?» А потом… Я ше кофорю, фсё тут пришло в упаток, началась расруха, фее наши силы ухотили на то, чтопы фышить.
– Да понятно всё, – прервал его Сихали. – Наша очередь. Шурка, повествуй.
Белый приосанился и начал долгий рассказ…
Утром принесли завтрак, продукт местного дрожжевого производства – склизкое белое месиво с комочками, пахнущее мясной подливкой, а на вкус… Интегропища была куда изысканней. Правда, фон Штромбергу позавтракать не дали – увели на предмет подробных консультаций, а вернули уже в двенадцатом часу.
– Покасывал пастору, как фключать кипноинтуктор, – рассказал Гюнтер, – как рекулирофать и настраифать…
– И как? – мрачно спросил Белый.
– А никак! – беззубо улыбнулся штандартенфюрер. – Претохранители перегорели, а бес них кипноинтуктор пойтёт враснос.
– Но Помаутуку вы об этом не сказали? – уточнил Сихали.
– А сачем? – ухмыльнулся фон Штромберг. – Пускай сам тогатается!
– Наш человек! – осклабился ТугаринЗмей и хлопнул новоберлинца по плечу. Тот присел.
До обеда узники сидели, лежали, болтали, объясняли Гюнтеру на пальцах суть Мировой Сети и устройство фотонного привода, а сразу после обеда Тимофея вызвали на допрос.
Двое «чернецов» шагали впереди него, двое стерегли сзади – никуда не денешься. У каждого по кобуре справа и слева – восемь стволов на одного. Перебор.
В большом кабинете, куда привели Брауна, всё дышало стариной – мебель, гобелены, картины – Адольф Гитлер вполоборота, Адольф Гитлер анфас, радостные крепыши из гитлерюгенда обступили фюрера и ловят каждое его слово, внимают с открытым ртом… Соцреализм.
За большим письменным столом сидел Помаутук, брезгливо перебирая пожелтевшие папки с делами.
– Добрый день, генрук, – приветливо сказал пастор, не поднимая головы. – Присаживайтесь.
Сихали непринуждённо расселся на потёртом диване, заметив, что охранники не покинули кабинет – чаплан принимал меры предосторожности.
– Для чего вы всё это затеяли? – с любопытством спросил Браун. – Я даже не вспоминаю о том, как вы нас подставили, как обманули доверие, это всё пустяки, дела житейские и понятные – подлец, он и в АЗО подлец. Но чего для?
Джунакуаат захлопнул папку и сложил руки на столе.