Ганг, твои воды замутились. Три брата

Пока он раздумывал над тем, что делать дальше, товарный поезд выказал намерение начать движение: дернулся, загремел сцепками, завизжал тормозами. Нарендер решился сразу и, ухватившись за поручни, подтянулся наверх, на узкую площадку между контейнерами. Здесь можно было только стоять или полувисеть-полусидеть, ни на минуту не отрывая рук от единственной опоры — ржавого железного прута, соединяющего платформы. Однако выбирать не приходилось — все-таки этот поезд куда-то ехал, хоть и не обязательно, что в Ганготы или мимо них.

Очень скоро руки онемели и пришлось время от времени менять их, доверяя каждой в одиночку справляться с очевидным желанием поезда поскорее избавиться от непрошеного гостя, свалив его под откос или, того хуже, раздавив колесами. Но зато состав не останавливался на каждой станции и не привлекал к себе никакого внимания полиции. К тому же, судя по названиям пунктов, которые он миновал, его направление совпадало с желаниями Нарендера.

Чем ближе он был к Ганготы, тем веселее становилось у него на душе. Здесь уже чувствовалась близость гор — стало холоднее, свежее и ветренее, и сам воздух, изрядно, впрочем, испорченный железной дорогой с ее чудовищными запахами, все-таки был не таким тяжелым и пыльным, как отравленная атмосфера цивилизованных равнин. Еще немного — и на горизонте показались синие угрюмые громады. «Вот оно, мое освобождение, — глубоко вздохнув, подумал Нарендер. — Мне бы только успеть к Ганге до того, как туда пожалуют люди отца. А там уж она найдет возможность скрыться — горы помогут ей, ведь она их дочь».

Наконец, состав пришел туда, куда так стремился юноша — на станцию Ганготы, к высокому зданию вокзала, выстроенному из серо-голубого местного гранита. Здесь, как и на всех последних остановках, по перрону бродила полиция, но она ждала не товарняк, а пассажирский поезд. Поэтому Нарендеру без всяких происшествий удалось прошмыгнуть мимо патруля и, сильно сутулясь, чтобы казаться пониже ростом, выйти на привокзальную площадь. Свою черную сумку он давно уже выбросил и теперь шел с узлом в руке, сделанным из белой рубашки. Что касается такой приметы, как светлая кожа, то от нее избавиться было не так легко. Нарендер хотел размазать по лицу немного сажи, но не решился, опасаясь, что такой макияж только привлечет внимание, но не убережет его.

Ему предстояло пробраться к автовокзалу и попытаться сесть в автобус, который уходил отсюда в горы. До автобусной станции его охотно подвез водитель грузовичка, веселый белозубый парень, во все горло распевавший песню собственного сочинения:

Вот еду и хорошего человека везу!
Он мне еще и пару рупий отвалит!
А значит, день начинается совсем неплохо!
И можно надеяться, что еще раз повезет!

— Здорово у тебя выходит! — рассмеялся Нарендер.

— Ага, — кивнул водитель. — Я талантливый. Думал вообще бросить крутить баранку и начать песни писать для тех, кто по телевизору выступает. Да жена не дала — говорит, с голоду умрем. А почему? Разве за песни плохо платят?

— Да, нет, неплохо, — покачал головой Нарендер. — Но все-таки, думаю, твоя жена неглупая женщина.

— Я бы на глупой не женился, — было видно, что поэт-песенник доволен всеми составляющими своей жизни. — А твоя как, не сварливая?

Нарендер вдруг почувствовал, как по лицу расплывается бессмысленно-счастливая улыбка, очень похожая на ту, что не сходила с физиономии его собеседника.

— Моя? Да знаешь, она какая… — краснея, пробормотал он. — Я такой красавицы никогда не встречал.

— Да что ты? — расхохотался водитель. — Видать, недавно женаты, что ты о красоте думаешь. Ну ничего, скоро первым делом будешь о характере толковать!

Нарендер хотел было сказать парню, что его Ганга — совершенство во всем, но благоразумно удержался — разве объяснишь чужому человеку, какая она? Не поверит, да еще и посмеется, как это любят делать давно женатые мужчины над теми, кто недавно обращен в это состояние. К тому же пора было прощаться — грузовичок затормозил у автостанции и, высадив пассажира, отправился дальше, разнося на всю округу слова новой песни:

Вот мои рупии и в кармане!
И даже не две, а целых пять!
Пусть кто-нибудь скажет, что я не везунчик!
И что не умею устраивать свою жизнь!

Нарендер проводил его взглядом и, оглядевшись по сторонам, решил, что здесь надо быть вдвойне осторожным — у каждого автобуса, стоявшего на стоянке, маячило по нескольку полисменов. Нечего было и думать о том, чтобы попытаться сесть в салон — это означало добровольную сдачу патрульным.

«Может, удастся остановить автобус на трассе, — подумал Нарендер. — Все равно, другого выхода нет. А если повезет — проедет какая-нибудь попутная машина, которая подберет меня и подвезет хотя бы до половины дороги».