Спустя три дня после оставления Гельсингфорса Апраксин ввел свой флот в небольшой залив среди шхерных островов в районе Пой-кирки. Идти далее было уже опасно, так как прямо за Пой-киркой начинался выдающийся в море Гангутский полуостров, а значит, была большая вероятность, что там уже находится шведский корабельный флот, стерегущий наши галеры. Кроме этого в Пой-кирке была удобная, закрытая от ветров стоянка с хорошим песчаным грунтом и пологий берег, что давало возможность выгрузить остававшийся на борту галер провиант для действовавшего в Финляндии корпуса Михаила Голицына. Здесь же Апраксина ждала приятная неожиданность. В прибрежных скалах были обнаружены два шведских матроса.
– Кто такие? – строго спросил доставленных к нему генерал-адмирал.
– Мы матросы с «Бремена», – отвечали те через переводчика.
Наши переглянулись – 64‑пушечный «Бремен» был флагманским кораблем адмирала Ватранга. Сразу стало ясно, что дезертиры весьма ценны как источник информации.
– А чего в камнях сидите? – поднял кустистую бровь Апраксин.
– Мы бежали, так как подрались с боцманом, и нам грозила веревка.
На последние слова генерал-адмирал неодобрительно покачал головой. Война войной, а нарушение чинопочитания он одобрить никак не мог. В ходе последующего допроса удалось выяснить, что на шведском флоте все обстояло далеко не столь благополучно, как казалось из Петербурга. Дезертиры рассказали, что шведские корабли испытывают трудности как с вооружением, так и с комплектованием. Но главное, они подтвердили, что Ватранг стоит со своими кораблями мористее Гангута и стережет позицию.
Сведения были чрезвычайно важными, и Апраксин немедля отписал письмо Петру, где, проинформировав его обо всем услышанном, просил демонстрацией отвлечь шведские линейные корабли от Гангута, дав тем самым ему возможность проскочить это опасное место.
– Без знатной диверсии противу флота неприятельского прорыв галер наших к Або почитаю зело сомнительным! – мрачно заявил он, передавая написанное письмо секретарю.
Понимая, что демонстрация у Петра может и не получиться, просил Апраксин в виде крайней меры разрешения поставить ему в течение лета у Пой-кирки небольшую крепостицу, в которой затем зимовать всем галерным флотом, а следующей весной, упредив шведов, проскочить мимо Гангута в западные шхеры.
Там же, у Пой-кирки, к Апраксину явился и командир Финляндского корпуса генерал-поручик Михаил Голицын. При этом явился со всем своим личным скарбом.
– Сам знаешь, Федор Федорыч, что я и в море и на суше пригожусь, а потому чего мне сидеть в лесах финских, когда война там уже закончилась. Не откажешься от такого помощника, как я?
– Я-то не откажусь, а вот как государь? – покачал головой Апраксин, сняв парик и промокая вспотевшую лысину батистовым платочком.
– Не боись! Он только рад будет. Сам знаешь, что от меня Отечеству только польза великая!
Через несколько дней галеры Апраксина уже прибыли в бухту Тверминне, которую еще в мае покинул адмирал Ватранг.
Проведенная рекогносцировка показала, что шведский корабельный флот в двадцать восемь вымпелов стоит у Гангутского мыса, перекрывая прибрежный фарватер, и мимо него галерам просто так вдоль берега не прорваться. Настроены шведы были, судя по всему, серьезно и свою позицию покидать в ближайшее время не собирались. Выгодная позиция, занятая шведами, не только препятствовала дальнейшему движению нашего галерного флота, но могла сорвать успех всей кампании и принудить к отступлению и нашу армию, находящуюся в Финляндии.
На следующий день Апраксин вместе с генералом Вейде ходил на шлюпках для разведки. В донесении Апраксин известил Петра, что у Гангута стоят 15 линейных кораблей, 2 бомбардирских судна, прам, 8 галер и вспомогательные суда. А кроме этого в море крейсируют еще 5 кораблей и одна шнява. Апраксин запрашивал у царя указаний, что ему делать дальше.
Спустя неделю посыльная бригантина доставила письмо Апраксина в Ревель. Прочитав послание, Петр немедленно созвал совет флагманов, где обсудил просьбу и предложения Апраксина. Сам царь поначалу склонялся к тому, чтобы исполнить просьбу генерал-адмирала, но более опытный в морском деле Шельтинг умерил пыл царя. Старого голландца поддержал и Наум Сенявин.
– Ежели не подходить к шведскому флоту на малую дистанцию, а держаться на горизонте, то толку от такой диверсии не будет никакой. – приводил свои документы Шельтинг, попыхивая голландской трубкой. – Ежели же попытаться подойти вплотную, то можем на прибрежных каменьях корабли свои потерять, так как фарватеров тамошних мы совсем не знаем, а карт вообще не имеем.
– Разумею, государь, что без лоцманов нам там делать нечего! – соглашался с голландцем и Сенявин.