Гангут. Первая победа российского флота

Помня о прошлогодней нелепой гибели на камнях корабля эскадры Крюйса, Петр вынужденно согласился. В конце концов решили флагманы послать к Апраксину штурманов, которые бы вымерили фарватер для корабельного флота вдоль финских шхер. Прямо к Гангуту, впрочем, послать поостереглись. Шведы могли легко захватить одинокое судно. Штурманам надлежало плыть к Апраксину в Пой-кирку, а уже оттуда под прикрытием его галер начинать свою рекогносцировку.

Что касается самого Апраксина, то ему было велено ждать, когда подойдет корабельный флот. Затем сообща оба наших флота должны были осторожно придвинуться к оконечности мыса и ждать полного штиля. Когда же штиль наступит, атаковать шведский флот, буксируя свои линейные корабли галерами, чтобы выбить Ватранга с занимаемой им позиции, и затем, не теряя времени, прорываться галерами в Або-Аландские шхеры, где шведские корабли Апраксина уже бы никак не достали.

– Ежели в безветрие Ватранга сообща отгоним, то галерам нашим дорога всюду откроется! – повеселел Петр.

– Ну а как фарватер прибрежный так и не будет найден? – добавил свою ложку дегтя Шельтинг.

– Тогда поставим на берегу батареи и оными отгоним шведов от Гангута, после чего под прикрытием оных батарей Апраксин все одно прорвется на запад, – недовольно ответил ему Петр и, помолчав, прибавил: – Или предпримем какие иные действия, по-тамошнему смотря!

На поиск столь необходимого гангутского фарватера были направлены самые опытные – капитан корабля «Леферм» капитан-командор Питер Сиверс и капитан корабля «Рига» капитан 3‑го ранга Маркус Грис. Последний был из любекских капитанов и многие годы плавал под флагом Ганзы на купеческих судах, а потому в деле штурманском был одним из лучших. Первый – за командира отряда, второй – командир флагманского корабля. В распоряжение их решено было уже дать не одно судно, а небольшую эскадру, чтобы в случае чего могли от неприятеля отбиться.

Как только в Ревеле установился попутный ветер, линейный корабль «Рига», пара фрегатов с бригантиной да две скампавеи поспешили к Гельсингфорсу, чтобы оставить шведские дозоры вне пределов видимости.

Сам Петр, не утерпев, также отправился вместе со штурманами, оставив остальной флот на опытного Шельтинга. На прощание ему было сказано:

– В случае нападения неприятельского ему добрый отпор чинить, а ежели шведы снова явятся с малыми силами, как в прошлый раз, то атаковать их самому, да так, чтобы в другой раз дорогу сюда позабыли!

Шельтинг заверил царя, что именно так все и сделает.

Однако на сей раз свидеться с Апраксиным Петру было не суждено. Уже на подходе к Гелингфорсу ветер резко изменился на противный. Корабли стало относить на запад. Чтобы не попасть в лапы шведам, пришлось возвращаться к острову Нарген, где и встали на якорь.

Там Петра ждало новое письмо Апраксина. Генерал-адмирал писал, что, выйдя из Пой-кирки, он подошел к приморской деревеньке Тверминне, что расположена у восточного выступа в море Гангутского полуострова, и встал на якорь в безопасном от шведского флота месте и в безопасной дистанции. После этого Апраксин вместе с генералом Вейде на шлюпках ходили для рекогносцировки шведского флота.

Генералу Адаму Вейде к этому времени было уже под пятьдесят, возраст для начала XVIII века весьма и весьма солидный. Был выходцем из лефортовских немцев-аптекарей. Аптекарем пытались сделать и его, но вопреки воле родителей он бежал в потешных войсках, тогда же был замечен и приближен Петром. Храбрости Вейде было не занимать, дрался с турками в двух Азовских походах, формировал пехотные и драгунские полки. Сам Вейде всю свою жизнь придерживался им же разработанных правил: «Всякому должность свою исполнять; ничего не пренебрегать, но все, что к воинскому изготовлению прибыточно будет, учреждати, дабы заранее благое изготовление против неприятеля учинить…» В сражении под Нарвой в 1700 году Вейде не повезло, и он на долгих десять лет оказался в плену, покуда не был обменен на шведского коменданта Риги генерала Штромберга. Вернувшись, он был с радостью принят царем и снова нашел свое место в строю. Граф П. Г. Брюс писал в своих воспоминаниях, что «в армии… его (Вейде. – В. Ш.) обожали, несмотря на строгую дисциплину» и порядок в войсках, которых он всегда добивался, не унижая подчиненных.