Известие о том, что Ганнибал идет на Рим, вызвало в городе огромную тревогу. Среди горожан ходило много слухов и небылиц, которые порождали страх и панику. Рассказывали, например, что карфагенянин только потому осмелился пойти на Рим, что уже уничтожил легионы, стоявшие под стенами Капуи [Полибий, 9, 6, 2]. Сенат пытался навести порядок в этом хаосе [Ливий, 26, 9]; он вообще не уходил с форума, куда приходили все желавшие участвовать в обороне. По рассказу Аппиана [Ганниб., 39], все, кто мог носить оружие, охраняли ворота; старики защищали стены, женщины и дети таскали камни и метательные снаряды [ср. также у Полибия, 9, 6, 3]. До подхода Фульвия (получив известие об его движении к Риму, сенат, дабы не лишать его власти командующего в пределах городской черты, решил предоставить ему права и полномочия консула[12]
) римские власти расположили гарнизоны в крепости, на Капитолии, на стенах вокруг города, а также на дальних подступах к Риму — в крепости Эсула и на Альбанском холме [Ливий, 26, 9]. Насколько достоверны сведения Аппиана [Ганниб., 39], что в Риме, когда Ганнибал предпринял свой поход, не было достаточных сил для обороны, неизвестно. Они, во всяком случае, противоречат свидетельствам Ливия и Полибия. Поданным Полибия [9, 6, 6], как раз в этот момент завершилось формирование одного легиона и начал формироваться другой.Между тем Ганнибал и Фульвий спешили к Риму. Фульвий несколько задержался на переправе через Вольтурн: карфагеняне сожгли все лодки и римляне второпях сколачивали плоты. Ганнибал шел на север, опустошая все на своем пути и почти не встречая сопротивления. Только когда он вступил на территорию Фрегелл и подошел к реке Лирис, его движение несколько замедлилось, так как мост был разрушен. Беспощадно разорив Фрегеллы и восстановив переправу, Ганнибал продолжил свой путь и наконец оказался в восьми милях от Рима [Ливий, 26, 9]. Почти одновременно с этим в Рим, через Капенские ворота, вошел Фульвий.
Ганнибал еще ближе подошел к Риму; он расположил свой лагерь у реки Аниона, в трех милях (в 40 стадиях, по Аппиану [Ганниб., 39], в 32 стадиях, по Полибию [9, 5, 9]) от города, и во главе 2000 всадников поскакал на рекогносцировку в направлении Коллинских ворот; он уже приближался к храму Геркулеса и видел расположение улиц, когда Фульвий выслал ему навстречу конницу; после короткой стычки пунийцы удалились в свой лагерь [Ливий, 26, 10].
Ганнибал у ворот! Люди в смятении ожидали, что бои вот-вот завяжутся на улицах города. В Риме в момент, когда Ганнибал подошел к его стенам, на Авентинском холме находилось около 1200 нумидийских всадников-перебежчиков. Пока у Коллинских ворот происходила стычка между римской и карфагенской конницей, сенат приказал им сосредоточиться на Эсквилине. Когда нумидийцы стали спускаться с холма, население вообразило, что Авентин уже занят карфагенянами. Люди принялись забрасывать нумидийцев камнями и дротиками, и ни разъяснить в чем дело, ни успокоить народ не было ни малейшей возможности. После этого происшествия власти решились на крайнюю меру: всем бывшим диктаторам, консулам и цензорам был предоставлен империй, то есть полномочия высшей военно-административной власти, для поддержания порядка, пока враг не удалится от города [Ливий, 26, 10].
На следующий день Ганнибал форсировал Анион и вывел на битву все свои войска. Фульвий и консулы также решили не уклоняться от сражения. Но когда армии построились одна против другой и изготовились к бою, разразился страшный дождь с градом, который привел и римлян и карфагенян в такое жалкое состояние, что они едва добрались до своих лагерей. На следующий день повторилось то же самое, и по пунийскому лагерю поползли слухи, что это боги мешают Ганнибалу одержать победу; говорили, будто сам Ганнибал восклицал, что у него не хватает то ума, то счастья, чтобы овладеть Римом [Ливий, 26, 11]. Очевидно, этот эпизод послужил Полибию основой для рассказа о том, что консульские войска, выстроенные перед городом, остановили Ганнибала, когда тот устремился на Рим [9, 6, 8–10].
Между тем Ганнибалу доложили сразу о двух событиях. Во-первых, он узнал, что римское правительство отправило в Испанию дополнительные воинские контингенты. Это ясно показало, что римское правительство ничуть не испугалось его похода на Рим; оно даже послало своих солдат далеко за море, не обращая внимания на то, что он, Ганнибал, стоит у самых Коллинских ворот. При таком раскладе нечего было и думать, что римляне снимут осаду Капуи. Во-вторых, Ганнибал узнал, что поле, на котором располагался его лагерь, именно сейчас продано в Риме за обычную цену; на покупателя не произвело никакого впечатления то, что этим полем в данный момент фактически владеет не продавец, а Ганнибал. Едва ли можно сомневаться в том, что эта коммерческая сделка была политической демонстрацией, которая должна была показать всей Италии, и прежде всего, конечно, Ганнибалу, насколько прочны позиции Рима и насколько уверены в себе римляне [Ливий, 26, 11, 5–6].