Ганнибал

Римское командование не зря именно здесь сконцентрировало свои основные усилия. Теперь Ганнибал был связан необходимостью одновременно помогать Капуе и осаждать акропол в Тарента; в обоих случаях он не имел права уступить; падение Капуи, несомненно, повлекло бы за собой переход всех или почти всех его союзников на сторону Рима, но и неудача в Таренте сулила то же самое.

На другом театре военных действий, в Сицилии, обстановка складывалась в 212 г. для Карфагена крайне неблагоприятно. Важнейшим событием здесь стало падение Сиракуз, что привело к окончательному изгнанию пунийцев из Сицилии.

Вообще говоря, осада Сиракуз, хотя она и велась после неудачи памятного штурма в 214 г. со всей тщательностью, представлялась Марцеллу делом бесперспективным. Оборонительные механизмы Архимеда являли собой смертельную угрозу для каждого, кто осмеливался подойти к сиракузским стенам. Блокировать город полностью не удалось — продовольствие в Сиракузы регулярно завозилось морем из Карфагена [Ливий, 25, 23]. Оставалось возлагать надежды на проримски настроенных сиракузян; они имелись и в осажденном городе, и, по словам Ливия, в римском лагере — это были представители знатнейших семейств, изгнанные из города.

Очень долго сиракузским изгнанникам не удавалось наладить контакты со своими сторонниками за городскими стенами. Наконец случай представился: раб одного изгнанника под видом перебежчика проник в город и сообщил нужным людям, что Марцелл, которого боялись из-за слухов о расправе, устроенной или будто бы устроенной им в Леонтинах, предлагает в случае сдачи Сиракуз сохранить их гражданам свободу и право иметь свои законы. Само собою разумелось, что к власти в Сиракузах придет новое правительство, которое составят те, кто свергнут Эпикида и предадут город в руки римских солдат.

Вскоре, прикрывшись в рыбацкой лодке сетями, из города выбрались несколько сиракузян и явились в римский лагерь на переговоры; постепенно эти поездки стали учащаться и привели к тому, что в Сиракузах созрел заговор, в который оказались вовлечены 80 человек… Но внезапно все рухнуло. Некто Аттал, человек, близкий к заговорщикам, но, видимо, не вполне посвященный в их замыслы (Ливий говорит, что его оскорбило проявленное к нему недоверие), донес о чем знал Эпикиду. Заговорщики были схвачены и после пыток казнены [Ливий, 25, 23].

Спустя некоторое время, однако, Марцеллу представился другой случай. В римский лагерь явился перебежчик по имени Сосистрат [см. у Фронтона, 3, 3, 2] и рассказал, что в осажденном городе совершается обычное трехдневное празднование в честь богини Артемиды; еды на пиршествах не хватает, но зато в изобилии пьют вино, которое Эпикид щедро раздает народу, и стражники пьют наравне со всеми. Узнав об этом, Марцелл решил воспользоваться подходящим моментом.

Поздно ночью, когда сиракузские стражи вконец перепились, римляне проникли в город и взломали небольшую калитку рядом с воротами Гексапила. Они, хотя и с опозданием, были обнаружены, и все еще можно было поправить, ибо ворота, напомним, состояли из шести камер. Но воины, охранявшие ворота, очнувшись от пьяного сна, в панике побежали куда глаза глядят. Потратив некоторое время на то, чтобы взломать ворота, перед рассветом Марцелл вступил в город и занял районы Тиха и Эпиполы [Полибий, 8, 37, 2–11; Ливий, 25, 23–24; Плут. Марц., 18]. Впрочем, в руках Эпикида еще оставались Ахрадина и остров Ортигия, имевшие свои собственные укрепления, где можно было отсидеться до прихода Гимилькона и Гиппократа, которые, как надеялись сиракузяне, обязательно явятся на помощь. К тому же Ахрадину защищали перебежчики, когда-то покинувшие римские или союзные римлянам знамена и теперь сражавшиеся в сиракузской армии; они понимали, что в случае сдачи их ожидает неминуемая гибель. Неудивительно поэтому, что, начав переговоры о сдаче города, Марцелл получил категорический отказ.

Наконец к Сиракузам подошли Гимилькон и Гиппократ. Весьма значительную часть их войска составляли жители сицилийских городов (до 20000 пехотинцев и 5000 всадников [Апп. Сиц., 4]). Стороны начали готовиться к решающей битве, но тут в события вмешалась эпидемия, поразившая обе армии, однако же полностью уничтожившая только одну. Дело в том, что сицилийцы, служившие у Гимилькона и Гиппократа, при начале эпидемии разбежались по своим городам. Одолеть сильно поредевшее войско римлянам не составило труда [Ливий, 25, 26].