Гапландия

— Верно. Я как клауфил против подобных высказываний. Считаю, протестные настроения играют в пользу наших врагов.

— Каких врагов?

Я на мгновение замешкался.

— Как каких? Северяне, чедры, Америка.

— Англосаксы, да?

Тут я стал сомневаться. Или дело не во Вжике? Или во Вжике, но по-другому? Зря я на бармена подумал. Павлик, Павлик…

— Новых директив не читал еще. Враги — те, кто враги. И мы должны бороться с любыми.

— В новых указах все по-старому, — покачал головой следователь. — Значит, должны бороться?

— Я думаю именно так.

— И вы думаете, что Федор Вайс работает на Чедру?

Я думаю, детский сад такие уловки. Вслух сказал:

— Сожитель Вайс мне не знаком.

— Гусь свинье не сожитель, чего там, — Кассин, кажется, смутился. — Извините, Александр. Я старый человек и допросы веду по старым методичкам. Как в эрэф еще. Ох же ж! Но вы понимаете — служба.

— Понимаю. Кино смотрю.

— Вижу, что смотрите, — Кассин глядел в свой монитор. Я, понятно, не видел, что там, но очень вероятно — моя история браузера. Чего бы он иначе англосаксов приплел? От консьержей не скрыться.

— Если я дал повод усомниться в лояльности, то давайте прямо, — сказал я.

— Нет никаких сомнений. По лояльности, — сказал Кассин. — Вы задержаны по подозрению в убийстве Павла Кольцова.

Удар! Укол с разбега. С таким трудом удалось успокоиться, но чувствую — плыву.

— Пашка?.. Убит?

— Насмерть! — воскликнул следователь. — Мастерски! Адъютанта вооруженных сил, ветерана. Как вам это удалось?

Я не знал, что отвечать. Я реально падал с большой высоты.

— Случайно, — еле выдавил я.

— Без умысла?

— Без.

— Признаетесь в убийстве?

Память паниковала, хлестала веслами по глади, и случайно нашла полезное.

— В убийстве нет, — сказал я из дальней дали. — Неосторожное причинение смерти. Я разозлился, когда Вжик… когда он… память предков оскорбил.

— Разозлился и что?!

— Обругал…Бросил в голову… ему… тяжелое дно… стакан… такие в барах. Тяжелые.

— И?

— Я не хотел…

— Дальше?! Шэлтер! Дальше!

Все мучения, все унижения, вся боль сегодняшнего дня. Памятник в Парке памяти. Девочка с мороженым, и камера с кирпичной стеной.

— Потом ты дождался Кольцова, — шепотом подсказал Кассин. — Дождался? Позвал его и? Что было дальше?

— Я не помню.

Передо мной оказался стакан воды. Я не заметил, когда следак успел налить. А он пересел за приставной стол напротив меня и сказал:

— Пейте. Успокойтесь.

Мелкими глотками, чередуя через вдох. Последняя теплая воля. Мутного цвета. Из грязной посуды. Можно самого себя лишить родительских прав? Развестись — да, без проблем. Насчет Давида…. Затравит Гапландия маленького. Они любят маленьких уничтожить. Говорили, что маньяк приехал… Мопед! Не ставь мопед к дому врага! Прости, Борька…

— Давайте постепенно, — сказал Кассин. — В кафе вы разговаривали с другом.

— Одноклассником.

— Хорошо, одноклассником. О чем говорили?

— Вспоминали… потом… кто где. Он рассказывал. Адъютант Кольцов рассказывал о службе. Там все не просто… еще его жена бросила. Он говорит, ну и ладно.

— Это он притворялся. Еще?

— Про несогласных. Вжик… это школьная кличка. Кольцов сказал, что число несогласных ничтожно мало, что ублюдки ни на что не влияют.

— А кроме ублюдков кого-то из оппозиции упоминал?

— Да, — я говорил уже четче, вчерашний вечер всплыл перед глазами. — Упоминал гедеонов и еще каких-то чос… нет, чиз…

— Чиэс, — подсказал Кассин.

— Да. Он сказал, что завидует им, восхищается. Есть в них веселая злость и смелость еще. И молодость.

— А такой знак рисовал? Дабл-ви на нотном стане?

— Как?

Кассин вернулся во главу стола, достал из ящика полиэтиленовый пакетик с бумажной печатью на срезе, протянул его мне. В пленку были завернуты клочки салфетки, на одном из которых виднелась перевернутая буква «М» перечеркнутая двумя линиями.

— Этот символ вам знаком? — спросил следователь.

— Нет, — я повертел пакет в руках, увидев там еще золотое обручальное кольцо. Другие куски салфетки были исписаны цифрами со знаком процента и буквами «X» и «Z». — Формулы видел. Он рисовал. Это его, правильно?

— Да. Нашли в кармане.

Ясно. Вот почему следак сказал, что Вжик притворялся по поводу развода — кольцо носил с собой.

— Что конкретно адъютант Кольцов говорил о чиэсах?

— Ничего он не говорил, — сказал я. У меня начала проступать возможная линия защиты. — Он такой же адъютант, как я штурмовик-истребитель. Ветеран! Щучий ветеран, я поэтому и взбесился.

— Взбесился?

— Конечно. Когда твой одноклассник, которым гордишься, что он герой войны! Что он почти такой, как наши предки! Что защищал нас в Чедре, гордишься им, а потом оказывается, что это фейк, тупо шоу-бизнес, кто бы не психанул?

Лицо следователя вытянулось. Он убрал пакет с пашиным кольцом, потянулся к компьютеру, сказал: «Поясните свою мысль».

— А что пояснять?! Выдает себя за ветерана. Ходит, детям рассказывает, какой он клауфил, какой герой, а на самом деле — простой профессор математики, не воевал ни дня. А у меня ребенок в той школе учится.

— Если профессор математики, то маловероятно, что простой.