Гапландия

— Нет, умный, я ничего. Но это… Я все понимаю: пропаганда клауфилизма и воспитание детей. Я понимаю. Государственный Промоушен — святое дело! Но можно это делать изящнее? Вжик…, то есть Павел, назначили тебя военным героем — соответствуй. Ты — клауфил, ты иди до конца. А он мало того, что недоволен, так еще и разоблачает. У меня запись есть!

Я негодовал, я уже был готов рассказать про Ермеса Олимбаева, обвинить «Госпром» — кого берете на работу? Нелояльный Кольцов еще куда ни шло, но если он мятежник? Тайная оппозиция? А вся оппозиция сотрудничает с врагом, всегда и везде, следовательно, Вжик — шпион. Имею право так подозревать. Если я человека считаю наймитом, значит он и есть наймит независимо от реальности. Враг окопался в святая святых — в Государственном промоушене. Так мне еще и грамота полагается, а не обвинение в убийстве.

Я не успел высказать оправдательные доводы, потому что в кабинет без стука ворвался молодой человек. Кто б вы думали? Уже знакомый мне оперативник. Переобутый в кроссовки.

— Колян Толяныч! — со входа заорал опер. — Нарколыгу оформлять на кой хер Маше отписали?! — тут он заметил меня. — Это ты, залупа? Мало было что ли?

— Значит это вы моего подозреваемого работали? — прищурился Кассин.

Опер, если и был уличен, то виду не подал.

— Бывают перекосы, — сказал он. — Обшиблись. Ты, это, мужик, извини, — он поиграл в воздухе пальцами и сказал следаку, кивая на меня. — Мужик ураганный. Броня! Имей в виду, Колян Толяныч.

— А как же ж! — усмехнулся Кассин. — Тебе чего надо, маньячина?

— Так там жулика взяли из-под барона, разработка. А ты дело Машке отписал.

— И что?

— Передай Петерсу. Или сам бери.

Кассин задумался. Покрутил блокнот, постукивая им по столу. Философ Гегель непроницаемо взирал со стены. Как можно было мыслителя спутать с президентом?

— Александр, как вам наши сотрудники? — спросил следователь.

— Рьяные, — сказал я, потирая внезапно заболевшую грудь.

Следователь зашелестел по клавиатуре.

— Скорей бы шеф вернулся, — проворчал он. — Мне это временно ИО уже… Отписал дело Петерсу. Работайте, — Кассин зачем-то одел очки на кончик носа. — Маше объясни аккуратно.

— В лучшем виде, — сказал оперативник. Выходя из кабинета, он повернулся и показал мне большой палец.

Переключение телеканалов. Будто бы так. Со мной произошла очередная смена состояния. Уже четвертая за этот день? Пятая? Шестая?

— А телефон Кольцова обнаружен? — спросил я.

Вопрос был оставлен без ответа.

— Шэлтер, — после паузы проговорил следователь. — Вы считаете нормальным убить человека за то, что ему не очень нравится ваша родина? Ваша личная родина — повод убить?

Хм. Раньше я об этом не задумывался. То есть, еще вчера я бы сказал, что клауфил, конечно, убьет, но ставить в эту схему себя не приходило в голову. Сегодня — насыщенный день. Раньше — не то. Но раньше можно было вынуть семечку из чая и вырастить в горшке лимонное дерево.

— Нет, — сказал я неожиданно для себя. — Я так не думаю.

Тем не менее, готов предоставить диктофонную запись беседы с Павлом Кольцовым. Это я сказал для себя незаметно, поэтому не понял, с чего вдруг Кассин уведомил:

— Обыск в квартире у вас проводится. Вернее, уже закончен. Телефон изъят, содержимое приобщу к делу. Старший ваш — от же ж изморозь! С папкиной трубы вышел в Сеть и призвал его подписчиков поддержать арестованного батю. Изрядный террорист, я бы такого выпорол, а потом благодарил долго-долго. Ядреный родственник! Всем бы так.

— И подписчики заступились? — осторожно спросил я.

— А как же ж? Вон их, — Кассин кивнул на компьютер. — Масса. Развелись лоббисты лобковые. Сожители и сограждане едины. Своих не бросают. Иногда только коллективные доносы подписывают и соседа снизу сплавляют в живописные места, где хрен не плавал.

Я возмущенно выкрикнул:

— Он был чедрский шпион!

— Да бросьте вы, Шэлтер.

Следователь встал, подошел к двери, щелкнул выключателем. Свет в кабинете пах старой дыней. Стул подо мной пошатывался. А Кассин вернулся на место и сказал издевательским тоном:

— Как говорили великие предки, что посеешь, то и пожнешь.

Да, не поможет заступничество подписчиков. И покровителей высокопоставленных нет. Как-то по серенькому все получается. Так себе скажем, итог биографии.

— Рассказывай, — безразлично сказал Кассин.

Я как можно бессбойней поведал ход беседы с Пашкой.

— Кольцов был убит в трех кварталах от человейса «Елисей», — куда-то в сторону сказал следователь. — Через час после вашего ухода из кафе. Перелом шейных позвонков в результате внешнего воздействия.

Магнитуда изумления превысила все наивысшие значения. Тряхануло локальным ядерным взрывом. Я сполз по стулу и превратился в мешок поролона. Образно говоря, конечно.

— Дождался товарища, — прошептал Кассин. — И в темном месте голову ему свернул. Из самых системных стремлений.

— Нет.

— Да, Александр, да.

В темном месте голову свернул. Но я не… или мог? Был пьян и ничего не помню. Свернул голову сожителю Кольцову. В темном месте. Сначала дождался. Сперва ушел из бара, потом дожидался. В темном месте.

— Шэлтер!