Гапландия

«Спортсмены из Великой Чедры посетили нашу страну. В программе соревнований: бадминтон, водное поло, парашютный спорт…так… Поспособствует установлению добрососедских отношений…». Трижды несравненный Президент в окружении патлатых парней, фотка маленькая, но с краю можно разглядеть.

— Это вы? — показал экран Гарику.

— С-с-собственной персоной!

Звонить в опеку смысла нет. Действительно, стечение обстоятельств. Спортсмен из Чедры! Ничего себе! Внешняя политика опять поменялась. Они нам теперь не враги, чедры теперь «добрососедские». Ступни у Гарика разлапистые, пальцы в стороны, как у лягушки.

— Порфирианская церковь? — спросил я.

— Чего? А, — увидел, что я смотрю ему на ноги. — С-само с-ссобой. Только у вас в резервации живой земли — днем с огнем. Голимый бетон везде.

Я скопировал снимок с президентского сайта, сфотографировал полулежащего чедра. Бомба будет! Статья всех статей.

— Чего он делат-то? — артистично воскликнул Гарик, обращаясь, как бы, к зрителям.

— Выложу в Сеть. Статью напишу. Вы против?

— Да нет. А зачем в Сеть?

Дикари, они и есть. Что это за страна Великая Чедра, если там не понимают смысла Интернета?

— Работа у меня такая, — сказал я и сфотографировал сквозь стеклянную дверь свернутый на балконе парашют. — Платят за лайки, за подписчиков, а для этого нужны интересные посты. У вас в Чедре разве не так?

— Было, — кивнул он. — Но эта поябень прошла. Не интересно с-совсем. — Гарик кажется не болен заиканием, а по приколу свистит на букве «с». — И как дела с подписчиками?

— Миллионов двести есть, — преувеличил я. — Правда, у Корифеев по двадцать миллиардов, но я расту.

— Скажу тебе, мужик, по секрету, — ухмыльнулся чедр. — Нет столько сервитов во Вселенной, сколько у вас подписчиков.

Как там? Есть в обществе большинство Зет, а есть пользователи Икс, которые регистрируют в Сети три имени и больше. Так говорил Пашка Кольцов-Вжик.

— У меня, кстати, есть томатный сок в холодильнике. Хотите?

— Тащи, — согласился пришелец.

«Главенство Сети у них прошло. Вот дикошарые, — думал я на кухне. — А о нас в Чедре слишком с-славно думают: искусственный интеллект приписывают, трансгуманистическую телепатию и прочие аспекты вершин научного прогресса. А ничего из фантастических допущений, благо Серверу, не достигнуто. Сизов Корифей прав тысячу раз в объективной оценке ситуации, при этом с субъективной стороны вполне обосновано некоторое разочарование в добровольно созданной стагнации нашего великого общества. Что ж… нам хватило военной мощи, чтобы разгромить чедров, а это само по себе великолепно. Первоначальная идея по истреблению дикарей как вида, так получилось, не реализована. Но данная цель слишком кровавая, слишком садистская, поэтому к лучшему».

Гость выпрыгнул с дивана, как с батута, взял у меня из рук стакан и сказал, кивнув на телевизор:

— Ишь вещают! Кто такие клауфилы?

По девятому каналу транслировали агитационное ток-шоу. Не самая изящная пропаганда, здесь спикеры глуповаты. Хуже бывает только на канале «Сражение». О клауфилизме я отвечаю в легкую.

— Клауфил это тот, кто обожает свою родину и готов пожертвовать всем для дома- человейника. Преданность жилищному комплексу взращена во всех пользователях. А некоторым, за особые заслуги, позволено любить не одно, а несколько зданий. Или даже весь квартал. Таких у нас называют патриотами.

— А у нас говнорями. Но это больше про музыку.

Гарик осушил стакан, а я взял со столика пульт и переключил телек на музыкальный канал. Знаете, что играло? Убей ублюдка, убей ублюдка. Конечно!

— Экая бездарность, — оценил чедр, и я с ним, скрепя сердце, вынужден был мысленно согласиться.

Он снова растянулся на диване (у дикарей нет представлений о приличиях), а я бросил нейтральный вопрос:

— Значит у нас теперь добрососедство?

— Ах-ха, — отозвался пришелец. — На время ремиссии. Потом у вашего начальства снова рецидив в форме шибко желанной войны, и кончилось соседство, тем более добро. Неужто нравится дюлей получать?

— Получили, полагаю, вы, — с достоинством заметил я.

— Да ну!? — он, вращаясь, устроился сидя. — У тебя, мужик, ложная память. По последней войне победа за степью. Не ваши ли прынцы подписали капитуляцию, а потом платили репарации. И это еще совет старейшин Чедры скидку сделал! Ваши умоляли: только не бейте наше технократическое королевство.

— Все было ровно наоборот. У вас, как я погляжу, пропаганда работает в три смены.

— Да? Тогда почему сервиты живут в резервации, а чедры — вольный народ?

— Какая резервация? Чепуха, — отрезал я, сел на диван рядом с Гариком, захлопнул крышку ноутбука. — Ложь и лажа.

— Ну возьми, приедь ко мне в гости. Выпустят?

— В Чедру? Ни за какие деньги!

Он по виду немного обиделся.

— Зря ты так, — Гарик стал немного отстраненным. — Зря. Зеленеет степь весной, ни конца, ни края. Идешь к горизонту, планета вертится тебе навстречу. И ленточный лес через степь, воздух там — с ног сшибает. Ляжешь на мох, птахи поют, а вдалеке речка журчит. Ты когда-нибудь неводил? В речной заводи, да с бредешком? Ясно, что нет. Сидишь в компьютер долбишься. Зачем так жить?