Гарь

Голова Анжея закружилась, но не как во время болезни, а приятно, словно мир баюкает его в своих мягких ладонях. Но вместе с головокружением пришло непривычное чувство смелости и что-то ещё, доселе не слишком знакомое.

— Мы не глупые. Мы очень образованные, между прочим.

— Быть умным и образованным — совсем разные вещи, мой милый мальчик. Вы читаете. Но вы глупые.

— Сами вы… — начал Анжей, но прикусил язык.

Проклятое вино!

Замолчал он поздно: Гран взял его за подбородок, наклонился ближе. Он него пахло полынью и алкоголем.

— Сами мы глупые, да? Идиоты, плененные собственным островом, ты это хотел сказать?

— Нет, — пробормотал Анжей, хотя хотел сказать именно это.

Пальцы баша надавили ему на челюсть. Да что за день такой!

— Ты уж не ври мне. Я ложь чую, что твой глупый зверь. И про лестницу твою.

— Прости, я не хотел тебе врать… Гран, мне больно!

Рука короля тут же разжалась, выпуская юношу. Тот потёр кожу, чувствуя, как она гудит.

— Прости, просто баши не всегда… блещут интеллектом, ну, мне кажется. Я могу ошибаться, конечно, — Анжей чувствовал, как язык начал распухать и заплетаться, но сделал ещё глоток вина. — Просто вот ты другой, по-хорошему другой, ты умный, но я не знаю, как ты живёшь тут, они же такие злые и жестокие, а ты не злой, совсем не злой, хоть и делаешь вид, но как так получилось…

Он чувствовал, что его понесло куда-то не туда, уговаривал себя остановиться, но та часть его, что принадлежала вину, не желала замолкать.

Он выпил ещё. Изображение перед глазами слегка поплыло и любопытное лицо Грана окуталось дымкой.

— Ну живём. Вынуждены так жить. Ты винишь нас за это?

— Нет, но…

— Винишь.

— Да, немного.

— Понятное дело. Только потому, что мы похожи на людей. Тебе кажется, что мы обязаны вам соответствовать?

— Нет. Да, — снова глоток вина, — просто сказки… вы там такие… другие, Гран! Совсем другие.

— Когда встретишь кого-то, кто соответствует сказкам, обязательно мне сообщи.

Горло Анжея стало очень горячим.

Чтобы хоть как-то это заглушить, он сделал ещё глоток. Сработало плохо: почти полная бутылка вина, оказывается, не способствовала ясному сознанию. Что-то внутри него надломилось.

— Я просто не понимаю, это несправедливо, это всё несправедливо, то, как живёте вы, то, как живём мы, как так получилось? Почему мы должны умирать? Почему вы должны нас пожирать? Почему у вас просто нет Света, а что было бы, будь он? А я? А я тоже должен умереть? Я не хочу умирать, я хочу жить тут с тобой, но я ещё хочу увидеть маму и папу, и Анну, я очень хочу увидеть Анну, но должен умереть, так что ли, получается? — ещё глоток. — А люди думают, что я предатель, предатель, потому что не хочу красть твой дурацкий меч, а мечом даже нельзя вырезать дурацкий стул, как это так? Зачем мечи без стульев? Зачем стулья без мечей? О… зачем так много вина? — ещё глоток. — Гран, Гран, что же делать? Слишком много вина, я не хочу, чтобы вас всех убили, чтобы нас убили тоже не хочу, а тут убивают. Гран, ты же такой хороший, ты сам не знаешь, какой ты хороший. Зачем тебе Кхет и Мия? Зачем? Есть же я, — его слова превратились в бормотание, голова отяжелела. — Зачем, они же злые, они тут все такие злые, и люди, и баши, такие злые на таком красивом острове… и ты красивый, такой красивый, красивее всего острова, самый-самый, пойдём, пойдём лучше прочь с острова, на Калахут, что тут делать, делать-то что? Я не знаю, совсем. Это как картинка в книжке — красиво, но без вкуса и запаха. Нет-нет, я вру. Тут есть вкус и запах, дело только в том, кто населяет эту картинку, да? Без них было бы лучше, да? Взять остров, заселить его только хорошими людьми. Такими, что не будут гнать меня прочь или хотеть тебя убить. А я что, я разве могу им помешать? Я не могу, никак не могу, только вот…

Тут слова иссякли, как и способность Анжея быть в сознании. Веки налились свинцом, голова ушла в смутный туман, и он рухнул вперёд, успев только почувствовать, как его нескладное тело подхватывает король.

***

Проснулся он продрогшим, кое-как закутался в простыню, но это не помогло. Утренний воздух после грозы был свежим, а на небе светило яркое солнце, но всё же было прохладно. Попробовал встать, но голова тут же заболела, а к горлу подступила тошнота. Веки болели. Анжей снова лёг, пытаясь привести себя в чувство, лежал так минут десять, а потом предпринял ещё одну попытку подняться.

Кое-как у него получилось. Он слез с огромной постели, ступив в солнечный квадрат, огляделся в поисках хозяина комнаты, но Грана нигде не было, лишь пустые бутылки.

Взял свою одежду, всё ещё слегка влажную, но выбора особо не было.

Его мучала жажда, в горло будто песка насыпали, всё тело болело. Кувшин оказался пуст, а при одном взгляде на вино его чуть не стошнило.

Он отправился вниз.

Знакомая винтовая лестница вызывала лишь новый приступ тошноты, так что спускался он медленно, шаг за шагом преодолевая ступени. С каждой новой ступенью вспоминал происходящие вчера события и всё больше и больше погружался в пучины стыда, и, войдя в тронный зал, уже был готов сгореть от позора.