Чёрная Овечка заплела косичку в той пряди, которая всё время била в глаза по прихоти ветра. Затем встала, отряхнула штаны от мелкого песка и поднялась к столбикам, где её смирно ждала олениха. Пристань была почти пуста — море грозило непогодой и выйти в плаванье готов был только самоотверженный капитан Шем.
Овечка собралась домой, она страшно утомилась мотаться из деревни в деревню, клянча работу. Сейчас же ей не терпелось поделиться с братом хорошей новостью.
Напоследок она посмотрела на скалы, надеясь увидеть там стройную фигуру похителя колокольчиков, но Орсин не хотел показываться, а может вообще ушёл куда-нибудь. Пожав плечами, Овечка направила Бузину в сторону дома.
Лёгкой рысцой, пересекая улочки деревни, думала о том, как хорошо, что всё наладилось. Конечно, придётся ещё много поработать: договориться с этими бандитами, помочь Анжу всё распланировать, самой не бросать идею быть почтальоном, но всё же это мелочи — у них будут деньги, у них будет дом! И она сможет ухать весной с чистой совестью.
Из-за покосившегося зелёного забора высунулся длинный нос баб Заны — всеобщей бабушки деревни, для который всякий моложе шести декад был внуком или внучкой, а, следовательно, должен был быть накормлен, напоен и согрет. Именно она дала когда-то ей кличку “Чёрная Овечка”, наблюдая, какие бесчинства творит девочка, выдвигая себя на роль лидера белокурых и голубоглазых, а, главное, когда-то послушных детей.
— Горит Маяк, Чёрная Овечка, возьмешь яблоки? — прошелестела она, ласково улыбаясь и протягивая кулёк.
— Конечно, ба.
Овечка приняла подарок.
— Спасибо огромное.
— И брату своему оставь, пусть кушает и растёт!
— Да куда уж ему расти, скоро под два метра будет!
— Разве? Ну и ну. Совсем запамятовала, я его до сих пор вот таким помню!
Она показала рукой примерный рост Анжея декады две назад. Овечка рассмеялась, пообещала привести как-нибудь его и показать прогресс взросления и, пришпорив Бузину, поехала дальше. Оказавшись на достаточном расстоянии от бабы Заны, скормила одно яблоко оленихе. Настроение у Овечки было замечательное: песенка насвистывалась сама собой, неудачно подстраиваясь под тон птиц, падал лёгкий снежок, не тающий на шерсти Бузины и оседающий на варежках. Дорога петляла через знакомый лес и волей-неволей воспоминание о Жатве настигло, когда Овечка доехала до того самого валежника. Именно под ним сидел Гран целую вечность назад.
Овечка нахмурилась. Ну да, точно. Анжей мог сколько угодно говорить о том, что его друг, король башей, хороший и замечательный, и ничего плохого не хотел, но впечатления об их первой встрече это скрасить не могло. Она не могла ему поверить, да и не очень-то хотела. При всей любви к брату, он — именно тот человек, который прожил довольно долго среди волшебных существ, и который довольно плохо ориентировался в реальности. Даже до своего пребывания на острове Цветов он был чудным, а уж после… Сколько раз Овечка пыталась показать ему красоту их настоящего мира — жизнь на Калахуте — но нет, Анжей упирался в свои жестокие сказки, страдал от одиночества и всё ждал чего-то.
Начав злиться, она пустила олениху галопом. Звон колокольчиков мерно отбивал каждый скачок.
А сколько раз она пыталась познакомить Анжея хоть с кем-то! “Анжей, это Спара, посидите с ней?”, “Анжей, это Гретина, покажешь ей ферму?”, “Анжей, это Георд, он умеет охотится!”. Но всё время, пока у них были гости, он всё сидел, уставившись в стол, а потом извинялся и уходил работать. Никакой благодарности к её попыткам наладить его жизнь он не испытывал, лишь упивался собственным одиночеством да выхаживал очередную кошку. Один только раз жил с девушкой, кажется, Зидой, но и то недолго: Овечка её в глаза не видела, лишь слышала рассказы.
Зато теперь он нашёл себе нового раненого зверька и будет с упоением его выхаживать, откинув из жизни всё остальное! Пригрел змею на груди…
У самого дома затормозила. Она накрутила себя и сейчас ей надо было выдохнуть, чтобы не вывалить на брата всё свое недовольство. В конце концов, она приехала с хорошими новостями, а уж то, что поток мыслей умудрился её разозлить — это совсем не вовремя.
Спрыгнула с Бузины, слепила несколько снежков и с упоением швырнула их в ближайшую сосну. Снаряды разлетались на сотню осколков, и Овечка чувствовала, как вместе с этим уходит её раздражение. Спустя несколько минут, окончательно выдохнув, вновь оседлала олениху и доехала до дома под лай собак.
Завела Бузину в стойло, сняла седло и вошла внутрь.
Только оказавшись в знакомом тепле, пахнущим тёплым деревом и едой, почувствовала приятную последорожную усталость, и, распихав все любопытные носы, разделась, а затем сразу же отправилась на кухню, чтобы там сесть и больше сегодня не двигаться.