А Гарава - Гарава спасло то, что никто из окружавших Руэту телохранителей не мог даже предположить, что прицельный выстрел из арбалета сделан за две с половиной сотни ярдов. На гряду холмов за деревьями никому просто не пришло в голову посмотреть.
Потому что он и не думал никуда бежать. Он сел, осторожно положил арбалет на колени. Покачал головой и закрыл глаза.
* * *
Руки Эйнора не легли Гараву на плечи - нет, вцепились, как стальные штурмовые крючья в обрез стены.
- Ты застрелил Руэту из арбалета?! - бешено спросил нуменорец, подтягивая оруженосца ближе к засветившимся гневом глазам. Гарав кивнул, не пытаясь сопротивляться. - Без всякой чести?!
- Какой чести ему надо? - процедил мальчишка. Он не был испуган, скорей подкатило туповатое равнодушие. - Получил, на что давно нарывался...
"Нарывался" Гарав сказал по-русски. Эйнор тряхнул оруженосца, как старый плащ:
- Не смей говорить непонятно!
- Ты же всё равно не помёшь, - Гарав вернулся к адунайку. - Даже если я буду говорить на этом языке, рыцарь Эйнор... Ты не видел, как он зарубил людей, не хотевших изменить присяге. Только за это. Какой чести он ждал? Я сделал то, что сделал. И рассказал тебе, и это правда - ты можешь поехать туда и послушать, как там воют по этой сволочи... И я рад тому, что сделал. Можешь меня высечь, отослать прочь, убить; наконец - опозорить своим словом на весь Север... Руэты больше нет. Как нет во мне раскаянья к содеянному.
- Ты сам умрёшь от стрелы, пущенной без чести
, - сказал Эйнор спокойно, даже отстранённо как-то, выпуская плечи оруженосца. - Уходи прочь и сделай так, чтобы я тебя не видел хотя бы этот день. Я ничему не научил тебя.Гарав поправил одежду. Молча отсалютовал кулаком - к сердцу - вперёд-вверх. Чётко, непонятно повернулся - красиво так, пристукнув каблуками. И вышел.
- Ты неправ, Эйнор... - сказал молчавший всё это время Фередир. И не опустил глаз, когда нуменорец обернулся к нему - с прежним бешенством. - Ты не прав, рыцарь Кардолана, - упрямо повторил Фередир, вставая. - Если и судить Гарава, то не тебе и не мне. Не нам, спасшимся ценой щедрого ломтя, отрезанного от его души.
- В благодарность я должен покрывать выстрел труса?! - огрызнулся Эйнор. Но как-то неуверенно.
- И второй раз ты не прав, пророча ему такое
, - продолжал Фередир. - Люди твоей крови должны следить за тем, что говорят в гневе. А Руэта был смел, но подл. И получил впрямь давно отмерянное судьбой; вот только передать свой дар она как-то не удосуживалась, пришлось послужить гонцом Гараву.Фередир тоже отдал честь и вышел.
Эйнор остался стоять посреди комнаты...
...Гарава Фередир отыскал за сараем, где тот сосредоточенно и деловито ломал арбалет. Несомненно, Волчонок услышал шаги друга, но глаз не поднял, кинжалом пытаясь расщепить удобный приклад.
- Он пожалеет о своих словах. Уже пожалел, - сказал Фередир. - Волчонок, слышишь?
- Да, - белая щепка окрасилась кровью из порезанного пальца. Фередир сел рядом, взял друга за руку и, дёрнув не глядя подорожник из-под ног, стал приматывать его вытащенной из кошеля на поясе полоской ткани. Гарав больше ничего не говорил, только кривился и кривился... Фередир потупился, чтобы не видеть слёз. И лишь изумился, снова
вскинул голову, когда услышал, как Гарав сказал со смехом:
- Veria rokuennya... он так сказал тогда... я почти поверил, что это правда... а теперь он так меня ударил... - и неожиданно запел
:- Разводит огонь в очаге каждый свой Каждый смертный под кровом своим... И четыре ветра, что правят землей, Отовсюду приносят дым... - Гар!.. - ахнул Фередир. И умолк, потому что не узнавал голоса друга. Нет, спорить нечего, это, конечно, был голос Гарава... но как
он пел!!! - То по холмам, то по далям морским, То в изменчивых небесах Все четыре ветра несут ко мне дым - Так, что слезы стоят в глазах! Так, что слезы от дыма стоят в глазах, Что от скорби сердце щемит... Весть о прежних днях, о былых часах Каждый ветер в себе таит... Стоит раз любому из них подуть - Тут же весть различу я в нем. В четырех краях пролегал мой путь - И везде мне был кров и дом. И везде был очаг средь ночей сырых, В непогоду везде был кров! Я, любя и ликуя за четверых, Спел им песнь четырех ветров! И могу ль с беспристрастной душой судить, В чем дому огонь горячей, Если мне в одних довелось гостить, А в других принимать гостей? И могу ли любого я не понять - Скорбь и радость в его очах - Это все и мне пришлось испытать, Это помнит и мой очаг! О, четыре ветра, вас нет быстрей, Вы же знаете - я не лгу! Донесите ж песнь мою до друзей, Пред которыми я в долгу! Кто меня отогрел средь ночей сырых, В непогоду пустил под кров... Я, любя и ликуя за четверых, Спел им песнь четырех ветров... (1.)