Гарантия безопасности

Но в какой-то момент — какой именно, так никто и не понял, а сам Толивер никогда не уточнял — его позиция изменилась. Это была одна из типичнейших перемен интеллектуальных позиций и убеждений той эпохи: Толивер превратился в сторонника войны. Он порвал со своими друзьями-пацифистами и их делом и проявлял такой экстремизм в стане их противников, что напугал даже интервенционистов своими утверждениями, что война — неотъемлемая часть бытия любого общества. Его аргументация была изящно выстроена, изложена ученым языком, изобиловала ссылками на историю, психологию агрессии, ссылками на Фрейда и подсознательное стремление к смерти. Толивер отнюдь не утверждал, что война — благо. Он всего лишь ограничивался мнением, что война неизбежна до тех пор, пока существует человеческое общество.

На некоторое время в тридцатые годы Толивер пробудил к себе невероятную неприязнь. Его клеймили подрывным элементом, предателем, английским наймитом. У него почти не осталось учеников, либеральная пресса вовсю поносила его. Но вот Америка вступила в войну, и чуть ли не на следующее утро Толивер проснулся пророком, кумиром публики, «интеллигентом, не оторвавшимся от реальности». Толивер отмахнулся от лести так же равнодушно, как раньше отмахивался от хулы. Ему сошло с рук даже объяснение, которое он дал публично своему нежеланию идти добровольцем в армию: «Кто-то, с головой на плечах, должен остаться в живых, чтобы разработать теорию войны и мира. Я на это гожусь куда лучше, чем остальные. Вот этим я и займусь».

Этим он с тех пор и занимался.

Толивер был исключительно человеком мысли. Никто не знал и не осмеливался спрашивать, сколько ему лет: то ли он весь выгорел к своим пятидесяти, то ли прекрасно сохранился к своим семидесяти. Жидких седых волос лишь изредка касалась расческа. У него было несколько костюмов, сколько именно — никто точно не знал, поскольку все были одного цвета, из одинаковой первосортной английской шерсти и одинакового консервативного покроя. Все они несколько месяцев спустя казались заношенными и старыми, поскольку никогда не гладились и не чистились и были прожжены пеплом от бесчисленных сигарет. Когда Толивер поднимался с кресла, вокруг него всегда вздымалось облачко пепла.

В минуты отдыха лицо Толивера казалось раскисшим, как кисель, но только казалось. Да и позволял он себе расслабляться крайне редко. Обычно он кипел яростью, заметнее всего выражавшейся в непреклонном взгляде ярко-голубых глаз уроженца Новой Англии, сверкающих охотничьим азартом. Когда Толивер спорил, лицо его застывало каменной маской, еще более, чем обычно, казался крючковатым нос. И при малейшем возражении, да что возражении — при малейшем признаке безразличия к его взглядам — Толивер бросался в атаку, напрягшись всем телом и повернувшись в кресле. При этом почему-то походил на крысу — вгрызающуюся в логику крысу, впивающуюся острыми зубками в неубедительные аргументы или с ужасающей настойчивостью подтачивающей более веские доказательства. Толивер редко позволял спору закончиться, не показав достаточно ясно и отчетливо, за кем осталась победа. Он обладал познаниями о войне и человеческом обществе столь обширными и целеустремленностью столь невероятной, что, слушая его, казалось недопустимым, будто кто-то способен знать больше его либо высказать точку зрения, которую он не предвидел заранее и не учел в своем мастерском анализе.

Толивер ни в грош не ставил ни университетские интриги, ни своих коллег, ни общественную жизнь студенческих городков, ни всю повседневную суету подобного рода. Студенты удостаивались его сосредоточенного и узко направленного внимания только лишь как носители идей. Как личности они были ему известны лишь по именам. Образ же их мыслей он знал досконально. Льстить Толиверу было невозможно — глаза его тут же застывали в ледяном презрении.

Когда Бетти впервые возразила Толиверу, участники семинара встрепенулись. Каждый подался вперед, напряженно ожидая, что сейчас польется кровь. Однако события приняли несколько иной оборот.

Бетти привела интересные антропологические данные о племени в Меланезии, которое предпочитало ведению войн установление мирных отношений. Члены племени соревновались друг с другом в поднесении Даров, оказании взаимных одолжений и любезностей. Стало очевидным, что Толивер все это слышит впервые, но он тут же ринулся в атаку, объявив эти данные явно недостаточными для обобщений. А вот напади кто на эти племена, и они проявят стандартную реакцию — ответят военными действиями.

Но на них нападали, и они вовсе не проявили стандартной реакции, возразила Бетти. Она читала об этом в исследовании.

Выслушав Бетти, Толивер обрушился на ее позицию с сокрушительным анализом. Бетти ответила дополнительными сведениями, подтверждающими ее точку зрения.

Блэк вставил нейтральный вопрос, и Бетти с презрением посмотрела на него. Поскольку Блэк носил военную форму, Бетти предполагала, что он автоматически поддержит взгляды Толивера на неизбежность войны.