Гарантия безопасности

Как правило, от участия в подобных политико-академически-военных коктейлях Бетти отказывалась. К удивлению Блэка, на этот раз она настояла, чтобы он принял приглашение.

Блэки приехали с опозданием. Фостер уже прибыл. Гротешель, как обычно, опаздывал больше всех. Фостер, стоя в углу, рассказывал что-то твердым ровным голосом. Блэк понял: этого с его позиций легко не собьешь. Блэк привык, что в большинстве своем «профессиональные либералы» истошно вопили, захлебывались словами и обвиняли «в пособничестве ядерной катастрофе» каждого, кто сомневался в достоверности их воззрений. Факты значения не имели. Набором аргументов служили выживание, общие моральные ценности, человечество, ущерб неродившимся поколениям.

Но Эмет Фостер был не таков. Толковый человек, это Блэк ощутил сразу. Еще только подходя к нему знакомиться, Блэк понял по репликам этого мускулистого крепыша с цепким взглядом черных глаз, что он регулярно читает «Ведомости конгресса», военные журналы и не раз говорил с офицерами. К тому же Фостер не ходил вокруг да около. Отвечал на поставленные вопросы точно, не отклонялся от темы и оперировал только подтвержденными фактами. Послушав его минут пятнадцать, Бетти, удивленно подняв бровь, шепнула Блэку:

— А он не дурак.

— Далеко не дурак, — согласился Блэк.

В этот момент явился Гротешель. Со времен их семинара он мало изменился внешне. Разве что несколько отяжелел, но не очень заметно. Однако одевался лучше и выглядел весьма авторитетно. Чуть ли не лоснится, подумал Блэк. Гротешель непринужденно улыбался, для каждого, кому его представили, нашел несколько слов, Блэка потрепал по плечу, Бетти чмокнул в щеку. От него легко повеяло одеколоном.

Хартман представил его Фостеру, но Гротешель, улыбнувшись, сказал, что они уже знакомы. Не теряя времени, Гротешель стал подле Фостера, приняв позу человека, готового вступить в диспут, но без малейшего намека на неприязнь или снисходительность.

Фостер подождал, пока всех гостей представят друг другу, и продолжил:

— Все изменилось со времен Клаузевица. Верно — война была таким же общественным институтом, как церковь, семья и частная собственность. Но институты устаревают, изживают себя. Истинная суровая реальность в том, чтобы признать: термоядерная война — это не продолжение политики иными средствами, а конец всему — людям, политике, институтам. Гротешель, — в той же твердой неумолимой манере продолжал Фостер, — это современный Дон Кихот, несущийся сквозь стратосферу на ядерный пикник, превозносящий уничтожение, как будто уничтожение может быть частичным и избирательным, и загипнотизированный собственными речами.

Здесь Фостер сделал почти любезную паузу и посмотрел на Гротешеля. Гротешель покачивался на каблуках, вперив взгляд в свой бокал с виски. Дав паузе изрядно затянуться, он еле заметно покачал головой, будто долго обдумывал аргумент, но потом решил от него отказаться.

Бетти, которая пила крайне редко, взяла высокий бокал с подноса у проходящего мимо официанта. Блэк заметил, что у нее подрагивает рука.

Наконец, Гротешель заговорил. Голос его был подчеркнуто мягок.

— В случае полномасштабной ядерной войны между Америкой и Россией погибнут около ста миллионов человек, так?

— Так, — ответил Фостер. — Или еще больше.

Окружившие их слушатели нервно зашевелились. Бетти залпом допила свой бокал и осмотрелась, ища официанта. Блэк придвинулся к ней поближе.

— Все перевернется вверх дном, — продолжал Гротешель. — Наша культура и их культура претерпят коренные изменения. Вы согласны?

— Согласен, — жестко усмехнулся Фостер.

— Что ж, никто из здесь присутствующих не отрицает, что это было бы трагедией, — и взгляд Гротешеля обежал гостей, задержавшись затем на сенаторе Хартмане. — Но не согласитесь ли вы, что та культура, которая лучше вооружена, обладает лучшими бомбоубежищами, лучшей обороной и большей возможностью нанести ответный удар, будет обладать и древнейшим классическим преимуществом?

— Каким же именно? — спросил Фостер.

— Окажется победителем, потому что понесет урон куда меньший, чем противник, — ответил Гротешель. — В каждой войне, в том числе и в термоядерной, должен быть победитель и побежденный. И вы предлагаете, Фостер, чтобы побежденными оказались мы? Цените американскую цивилизацию меньше, чем советскую?

Пальцы Бетти стиснули руку Блэка.

— Блестяще, — сказал Фостер и так оскалил зубы в усмешке, что усмешка вышла яростной. — Просто блестяще. Так логично, так стройно, так размеренно. — Сделав паузу, Фостер посмотрел на Гротешеля. Тот не моргнул глазом, ибо знал, что оппонент перешел в наступление. Он улыбнулся Фостеру, и впервые в его улыбке проскользнула снисходительность.

— Нет, Гротешель, так можно убедить обезьянку, школьника, генерала ВВС, может быть, или сенатора, но вряд ли кого еще, — яростно отрезал Фостер. — И аргументы ваши доказывают только одно. Что вы — пленник.

— Пленник чего? — осведомился Гротешель.