Спор закончился вничью. Толивер пробурчал, что проверит исследование, на которое ссылалась Бетти, а также иные антропологические данные. Услышать подобное от Толивера — все равно что заслужить овацию. Выходя из аудитории, Блэк поздравил Бетти. Та сухо обрезала его. Люди в военной форме ей явно были не по душе.
Но не только мундир Блэка приходился не по душе Бетти. Узнав о его принадлежности к клану сан-францискских Блэков, она автоматически возложила на него всю вину за грехи Хантингтонов, Хопкинсов[3]
и старого деда Блэка. Она знала, что Блэк богат, и решила, что в ВВС он служит забавы ради. И однажды заметила:— Перефразируя Уилла Джеймса[4]
, можно сказать, что для вас война — моральный эквивалент плейбойства.Как раз во время того семестра начал входить в политическую жизнь человек, занимавший ныне пост президента Соединенных Штатов, выставив свою кандидатуру на выборы в конгресс от округа в соседнем штате. Нуждаясь для проведения избирательной компании во всей помощи, какую мог получить, он, естественно, кинул клич своим однокашникам. Одним из них был Блэк.
Бетти тоже участвовала в избирательной кампании будущего президента и как-то раз упрекнула Блэка и остальных членов семинара в равнодушии к политической жизни. И очень удивилась, услышав в ответ признание Блэка, что по выходным тот ездит помогать ее кандидату. Тогда со свойственной ей забавной вспыльчивостью, которую позже так полюбил Блэк, Бетти обрушилась на него с обвинениями в принадлежности к лагерю «богачей» Восточного побережья.
В глазах Бетти Блэк олицетворял опаснейшую породу — властвующую элиту промышленных, финансовых, военных и политических кругов. Но совместные занятия в семинаре Толивера заставили Бетти постепенно изменить мнение о Блэке. Как-то раз Толивер позволил себе распространяться о превентивной войне дольше, чем обычно. В тот день в семинаре участвовал новоиспеченный доктор Гротешель, который, бросив математику, занялся недавно политическими науками. Гротешель уверял, что война с фашизмом не окончена: с его точки зрения вооруженная борьба против фашизма должна теперь была быть преобразована в вооруженную борьбу с коммунизмом.
Блэк тогда впервые услышал Уолтера Гротешеля и не мог даже предположить, что ему предстоит еще не раз слушать Гротешеля в будущем. Гротешель оказался первой ласточкой, предшественником той блестящей плеяды математиков и политологов, сложившейся после второй мировой войны, в которую позже входили такие умы, как Генри Киссинджер, Герман Канн, Герберт Саймон и Карл Дейтч. Но вначале, первые несколько лет, Гротешель блистал один, не имея себе равных. Тогда, впервые слушая Гротешеля, Блэк лишь глухо ощутил смутное раздражение. Он даже не мог толком понять, что именно раздражало его, не мог найти, к чему осознанно придраться. Просто чувствовал в словах Гротешеля потенциальную опасность.
Записные либералы — участники семинара ерзали на стульях, но не решались раскрыть рты.
Толивер обратился к Блэку. Однако вместо поддержки Блэк начал объяснять, почему считает, что с военной точки зрения Россия, хотя и представляет собой угрозу Америке, является, однако, угрозой, которую можно урегулировать, не прибегая к войне.
Блэк излагал аргументы спокойно и уверенно, не отводя взгляд и тогда, когда Толивер начал сжиматься для броска в атаку. И когда атака последовала, Блэк хладнокровно отразил ее, умело оперируя мнениями специалистов, статистическими данными, факторами вероятности.
Муки противоречий, раздиравшие Бетти, были написаны у нее на лице. Ей было трудно заставить себя выступить на стороне милитариста Блэка, но уж решившись выступить, она сделала это с яростным красноречием. Семинар закончился не изящным подведением итогов, которое так любил Толивер, а весьма напряженной нотой. Аспиранты покидали аудиторию на цыпочках.
Блэк подошел к Бетти. Бетти порывисто встала, собрала бумаги, сунула в портфель и вышла, не глядя на Толивера. Раскрасневшись, она стала очень привлекательной.
— А не продолжить ли нам дискуссию за кружкой пива? — тихо прошептал ей на ухо ни на шаг не отстающий от нее Блэк.
Бетти повернулась так быстро, что ткнулась носом в щеку склонившегося к ее уху и не успевшего отпрянуть Блэка. Бетти покраснела. Потом, поняв, что покраснела, зарделась еще гуще. И тогда Блэк понял то, в чем так и не разубедился по сей день: Бетти — самая привлекательная, самая интересная и самая донкихотствующая из всех встреченных им в жизни женщин. Он еле удержался, чтобы не поцеловать Бетти, и Бетти это поняла.