Два оставшихся бомбардировщика по-прежнему шли сквозь ночь, летчики по-прежнему выполняли навсегда заученные функции — каждый свои. Грейди охватило странное ощущение холодной отрешенности, он будто видел сам себя со стороны: гермошлем и высотный скафандр из нейлона и резины скрывал человека-робота во плоти и крови, но без человеческого сердца. Его интеллект, не одушевленный чувством, инертно дремал и мог лишь читать экран радара, время от времени менять высоту да принимать рапорты от штурмана и бортстрелка. Прийти в себя Грейди заставил страх.
— О господи Боже, Иисусе Христе! — воскликнул бортстрелок. И тут же сработали заученные рефлексы, заставив его взять себя в руки. — Полковник Грейди, индикатор теплового излучения зарегистрировал зажигание большого количества ракетных двигателей примерно в двадцати милях по курсу. Их вот-вот начнет читать радар, — доложил он.
Пятнадцать лет обучения и подготовки молниеносно привели мозг Грейди в действие. По разведданным ВВС, приводимым на инструктажах и разборах полетов, предполагалось, что при выходе на цель самолеты встретит подобный заградительный огонь — последний эшелон ПВО. Грейди знал, что эти ракеты рассчитаны на ведение огня по высоко летящим целям. Во избежание поражения собственных объектов, испускающих тепловое излучение, — металлургических комбинатов, например, — большая часть ракет была сконструирована так, чтобы начать действовать только на изрядной высоте, где их приборы выискивали тепловое излучение самолетных двигателей.
— Сколько у нас осталось ракет «Бладхаунд»? — спросил бортстрелка Грейди.
— Две.
Мозг Грейди, возбужденный поставленной перед ним практической задачей, молниеносно перебирал варианты, просчитывал решения, оценивал альтернативы. Хотя и знал, что выход сумеет найти лишь интуитивно. И тут его осенило: русские запускают все оставшиеся ракеты одновременно. Они взорвутся достаточно высоко, чтобы не задеть землю, но образуют гигантский барьер огня и термоядерного излучения, который, расплывясь во все стороны, сможет уничтожить «виндикейторы».
Рискуют русские, ставят все на карту, думал Грейди. Никто ведь точно не знал, как термоядерный экран может воздействовать на ядерные бомбы. Ударная волна, тепловое излучение, бомбардировка нейтронами или все вместе взятое способны сорвать его атаку. И Грейди принял решение.
— Как только ракеты начнут появляться на экране, дайте залп «Бладхаундами» — одну слева по курсу, другую справа по курсу — и направьте их максимально возможно вверх.
— Вверх, сэр? — Холодное сомнение сковало голос бортстрелка, никогда о подобной тактике не слыхавшего.
— Да. И немедленно, как только увидите старт ракет противника, — выдохнул Грейди.
Две секунды царило молчание.
— Пошли ракеты, — сказал наконец бортстрелок.
И Грейди тут же ощутил, как «виндикейтор» еле заметно качнуло — это отделились «Бладхаунды». Яркое пламя вспыхнуло в ночи — доступное лишь им зрелище двух гигантских свечей, промчавшихся вдоль по курсу «виндикейтора», прежде чем резко взмыть в чернеющее небо, раздирая его струящимся из сопел пламенем. Грейди обернулся к бортстрелку.
— Сколько можно выжать из них на полной мощности?
— Пятьсот миль в час, но увеличится расход горючего, — мгновенно ответил бортстрелок. — При заданном угле атаки им хватит топлива не более чем до потолка 120 000 футов.
Грейди быстро прикидывал на глаз. Когда советские ракеты выйдут на потолок 20 000 футов, «Бладхаунды» окажутся на 2500 футов выше их. Грейди рискнул предположить, что, даже если советские ракеты запрограммированы взорваться на потолке 20 000 футов, в их компьютеры все равно заложена инструкция, которая отменит заданную программу, если в пределах их досягаемости окажется конкретная цель. Они пойдут за этой целью. Ракеты, знал он, программируются на взрыв на дистанции менее 2000 футов от цели. Следовательно, сумей он держать «Бладхаунды» на расстоянии 2500 футов от волны советских ракет, то, может, они и начнут автоматически и бессмысленно наводиться на них.
— Придать «Бладхаундам» достаточно ускорения, чтобы между ними и вражескими ракетами выдерживалась дистанция не менее 2500 футов, — приказал Грейди.
Бортстрелок повернулся к нему лицом. Глаза его горели диким восторгом, в них читалось понимание. Длинные тонкие музыкальные пальцы бортстрелка летали над приборной доской.
— Потолок 18 000, потолок 19 000, потолок 20 000,— нараспев выкрикивал он. Этот никакими наставлениями не предусмотренный маневр приводил его в восторг.
Затем оба замолчали, вперив взгляды в экран радара. Волна ракет шла прямо над ними, и Грейди неосознанно, повинуясь рефлексу, положил руку на рычаг бомбосбрасывателя. Взорвись ракеты сейчас, он успеет сбросить свои бомбы по длинной отлогой траектории к Москве, прежде чем взрывная волна вдавит его самолет в землю.