Гарантия безопасности

Затем, медленно и спокойно, он рассказал им о происшедшем. Когда президент закончил, оба его собеседника молчали. Бак смотрел на президента. Он понимал, о чем все они думают: если «виндикейторы» прорвутся к Москве, американскому послу нигде не укрыться. Но все, кроме Бака, были опытными дипломатами и привыкли к опасным ситуациям. Все сохраняли выдержку.

Бак ушам своим не поверил, услышав, как советский представитель заговорил о результатах бейсбольного чемпионата. Он оказался большим знатоком бейсбола и сознался, что «болеет» за нью-йоркских «Янки».

— Я понимаю, что это все равно что болеть за аристократию, — рассмеялся он. — Но они неотразимы. Все в них — сила и изящество, а я восхищаюсь и тем, и другим.

— Вы стали бы юристом на Уолл-стрит, родись вы в Америке, — заметил президент.

— Ну что вы, господин президент, — возразил Лентов. — Я ведь сказал: сила и изящество. Ваши люди с Уолл-стрит, безусловно, обладают силой, но до изящества им еще далеко. Нет, родись я в Америке, я бы стал дизайнером. Вероятнее всего, придумывал бы новые формы автомобилей. Единственное в Америке, что может уподобиться нашей коммунистической партии в силе, изяществе и умении справляться с противником, — это американский автомобиль. Его внешний вид часто непритязателен, но внутри он надежен и прочен.

— Согласен с вами, посол Лентов, относительно силы и изящества, — сказал американский посол.

«Голос из могилы, — подумал Бак, — небрежные слова человека, знающего, что вот-вот заживо сгорит. Ясный отчетливый голос, ни призвука дрожи». Рука Бака, сжимавшая трубку, затряслась так, что он боялся глядеть президенту в глаза. А голос продолжал:

— Именно сочетание силы с изяществом и приводит к наилучшим результатам как в бейсболе, так и в политике. И в той, и в другой игре самые лучшие составляют отдельный класс. И видны за версту сразу, с первых же дней тренировок. Их цель очаровательно проста: выйти на самый верх. Решение принято, и вся энергия, весь интеллект, все мышцы, весь потенциал напрягаются, придавая голой силе необходимый покров изящества. Неисчислимое множество тех, кто занял вторые места, но не смог пробиться в первые ряды, обладали не меньшей силой, но им не хватило того, что господин Лентов именует изяществом.

— Не скажите, господин посол, тут дело отнюдь не в природных данных, — снова возразил советский представитель. — Я когда-то работал в Мексике и полюбил там бой быков. Лучшим торреро, как правило, оказывался какой-нибудь замухрышка с цыплячьей грудкой. Но стоило ему выйти на арену, как тут же просыпалось то, что вы именуете изяществом.

Наступило долгое молчание. Американский посол был хорошо воспитан, богат, женат на красивой женщине, имел репутацию хорошего отца и исключительно трудолюбивого человека. Но, лишь сейчас осознал Бак, ему не хватало одного-единственного качества — «изящества».

— В такой жизни есть величие, — нарушил молчание президент, — но есть и горечь. Возьмите знаменитого бейсболиста Бейта Рута. Никогда не видел его в игре, но встречал, когда он уже оставил бейсбол. Казалось, от него сохранился лишь призрак былого чемпиона. Когда-то в нем кипели страсти, воля, гордость победы. А я увидел пустые глаза и раскисшие мышцы. Помню, у отца была коллекция портретов людей типа Герберта Гувера, Джона Гарднера, Бернарда Баруха, Эйзенхауэра и Трумэна. Отец держал их у себя в кабинете в прекрасных дубовых рамах. И видел в каждом из них трагедию человека, отстраненного от власти, но еще сохранившего и изящество, и желание применять его. Чем-то они все походили на растерянных старых быков.

— Наверное, по-нашему лучше, — сухо заметил советский посол. — До тех пор пока бык в силе, он дерется, он нужен. Для мощного старого быка существует лишь одна отставка — смерть. Да, в известной степени так оно и лучше.

Снова наступило молчание, которое нарушил включившийся наконец в разговор советский премьер.

— Вы стали философом, товарищ Лентов, — сказал он, и Бак мгновенно напрягся: в голосе премьера зазвучали совершенно новые интонации.

— Сейчас самое время быть философом, товарищ Председатель Совета Министров, — ответил Лентов.

Все ждали, но премьер не отвечал. Затем заговорил о другом:

— Мне сказали, что ваш посол в Москве и мой представитель в ООН участвуют в разговоре по вашей просьбе, господин президент. Надо полагать, у вас были на то причины.

И Бак понял, что звучит теперь в голосе премьера — решимость. Перегнувшись через стол, Бак нацарапал в лежащем перед президентом блокноте: «Решимость. Тон категоричный, тяжелый. Он принял окончательное решение».

Президент, прочитав записку, и бровью не повел.

— Да, причины есть, — ответил он премьеру. — Но прежде скажите, каково положение дел с самолетами.

— Мои советники считают, что два бомбардировщика, видимо, прорвутся и сбросят бомбы на Москву, — тяжело падали слова премьера. — Ваша оценка оказалась верной, господин президент.

— Меня это отнюдь не радует, господин премьер, — ответил президент.