Гарантия безопасности

Внезапно Бак подумал о семье советского премьера, о его дочери и жене с ее мешковатыми туалетами и простым лицом, сумевшей, однако, расположить к себе американцев, когда она несколько лет назад посещала с мужем США. Неужели они в Москве?

— Давайте кончать, — грубо сказал премьер. — Через несколько минут на Москву полетят бомбы. Весь наш аппарат возмездия приведен в полную готовность. И если мы сейчас не придем к взаимному удовлетворению, я должен буду пустить этот аппарат в ход. Ваши предложения, господин президент?

Президент выпрямился в кресле. Левой рукой он прижал к уху трубку, правой резко провел четкую карандашную линию по центру страницы лежащего перед ним блокнота.

— Сначала я обрисую то, что произойдет, господин премьер, — твердо произнес президент. И внезапно уголки его рта снова побелели. Голос, однако, даже не дрогнул. — А затем изложу, что намереваюсь предпринять для демонстрации нашей искренности.

— Прошу, господин президент. Только, будьте любезны, покороче.

— Два самолета сбросят на Москву четыре двадцатимегатонные бомбы. Не исключено, что за одну-две секунды перед бомбометанием наш посол услышит рев реактивных двигателей. В любом случае он услышит огонь вашей ПВО и, возможно, звуки запуска ракет. Несколько секунд спустя взорвутся бомбы. Когда они взорвутся, даже если сам посол не успеет ничего нам сказать, его телефон издаст специфический звук, плавясь от теплового удара. Мы знаем, мы ведь проводили испытания. Услышав этот звук, мы поймем, что американский посол в Москве мертв.

В трубке раздался хрип. Так хрипит человек, которого с размаху бьют под ложечку. Бак думал, что хрип испустил премьер, но не был уверен.

— Вы понимаете, что должны оставаться на своем посту, господин посол? — прервал возникшую паузу президент.

— Да, сэр, — ответил посол.

— Господин президент! — буквально взорвался в трубке голос премьера. Да с такой силой, что Бак вздрогнул, сморщившись, и посмотрел на президента. В голосе премьера не осталось ни скорби, ни сочувствия, одна только ярость. — Это и есть ваш гениальный план? Принести в жертву одного американца — милейшего господина посла — за восемь миллионов москвичей? — буквально задыхаясь от гнева, гремел премьер.

Бак написал на блокноте президента одно лишь слово: «Ярость» — и увидел, как дрожит его собственная рука. В мозгу застыла простая картинка с надписью: «Конец света». Так, понял Бак, он всегда себе его и представлял. Ряды кнопок на панели — голубых, зеленых и красных кнопок — и нависшая над ними грубая крестьянская рука с корявыми пальцами, готовыми вот-вот эти кнопки нажать. И под аккомпанемент бьющегося в ушах голоса премьера рука начала последнее смертоносное движение, опускаясь вниз. Ужас, чистой воды обыкновенный ужас, подобного которому Бак никогда не испытывал, стиснул ему желудок.

Из оцепенения, навеянного ужасом, его вырвал резкий и властный голос президента. Переводя, Бак заглушил премьера и вдруг обнаружил, что вопит, повторяя слова президента, и бьет по столу кулаком.

— Нет, господин премьер! Я имею в виду нечто совсем другое! Вы должны меня выслушать, да слушайте же меня! Как только мы услышим звук плавящегося в Москве телефона, я прикажу эскадрилье стратегических бомбардировщиков, в настоящее время барражирующей над Нью-Йорком, сбросить на этот город четыре двадцатимегатонные бомбы с той же высоты и в таком же порядке, как предписано бомбить Москву нашим самолетам. Ориентировать бомбометание они будут по Эмпайр стейт билдинг. Услышав по «горячему проводу» еще один звук плавящегося телефона, мы поймем, что погиб ваш представитель в ООН, а с ним — и весь Нью-Йорк.

— Мать пресвятая богородица, — ответил, как выдохнул, премьер.

И снова глубокое молчание, внезапно, словно в насмешку, прерванное бурным потрескиванием эфирных разрядов на линии. Эдакий жуткий смешок, вырвавшийся из механической души технической системы.

— Никакого иного способа продемонстрировать вам искренность наших намерений, господин премьер, я придумать не смог, — мягко продолжал президент. — Мы — каждая из сторон — потеряем по самому большому нашему городу. Но основная часть населения и достояния наших стран и их социальные инфраструктуры будут сохранены. Страшное уравнение. Но другого у меня нет. — Президент сделал паузу и заговорил совсем тихо: — Если только вы сами не сочтете это излишним… Если сочтете, что самого предложения достаточно, чтобы выразить наши намерения… — Он оборвал фразу на полуслове, и Бак увидел, какой болью исказилось его лицо, какая в глазах отразилась мука вместе с последним лучиком уходящей надежды.

Добрых десять секунд все молчали.