Гардар 4

Закрыл глаза. Сон долго не шёл, в голове крутились десятки мыслей, воспоминаний, я то слышал голос Гравоя, то свою команду «Солдат, в портал» и крик Ораи «Нет!». Раз за разом переживал моменты сражения, искал лучшее решение. Как бы повернулось всё, сражайся мы вместе, по очереди расходуя ману? Что случилось бы, пропускай мы в портал больше тёмных и экономя силы? Чем закончился бы удар молнии, не отправь я Ораю в портал? Хотя на этот вопрос ответ прост: она стояла бы сейчас рядом со мной.

Или нет?

Я даже сел, открыв глаза и щурясь от солнца. Почему Гравой оказался так удивлён тому, что я выжил? Почему он сказал, что проводит гардарцев, что погибли из-за него? Его смертельно ранили, возможно, он уже и не надеялся победить и сделал ставку на один удар. Оставалось ли у него время задавать такое сложное условие, как выбор цели для удара? Сейчас, лёжа на песке в тени Гвардейца, отойдя от горячки боя, чуть позабыв вонь поля мёртвых, почему мне кажется, что Гравой не ожидал увидеть живых?

Я закрыл глаза руками и рухнул обратно на плащ. Я не знал, какова правда. Для меня выгодно думать, что условия не было — просто потому, что это давало мне надежду, что я поступил правильно и, если даже Орая погибла на той стороне, то это всё равно оставалось её единственным шансом.

С этими мыслями я и заснул. Пробуждение вышло необычным: проснулся я от того, что ощущал себя качающимся на волнах. Море я видел только в Зелоне, ранней весной и не решился тогда окунуться в ледяную воду. Но всегда представлял себе это именно так: во всём теле ощущалась лёгкость, меня сначала словно приподнимало, затем опускало; я ощущал спиной грубый и колючий галечник, по которому меня тащила волна.

Осознав, что быть такого не может, потому как лёг спать в броне, я открыл глаза, сбрасывая с себя остатки сна. Однако, ни лёгкость в теле, ни саднящая кожа никуда не делись и несколько мгновений я пытался понять, что же со мной случилось. Только проверив резерв, сумел обнаружить причину: резерв оказался не просто полон, как это и должно было быть после полноценного отдыха. Нет, я буквально истекал маной, которая словно не вмещалась в меня и стекала по ауре в песок. Невозможно. Так не бывает.

Но так было, в резерве плескалась не только моя, переработанная, мана, но и сырая. И именно она всё прибывала, выдавливая из меня собственную. Боль ощущалась от неё, но не привычный огонь в жилах, когда глоток сырой маны обегал кровоток, а уколы грубого галечника. Сейчас, сосредоточившись на своих ощущениях, я чувствовал эти иголочки боли не только на спине, но и по всему телу.

Когда я успел принять в себя сырую ману и не заметить этого? Одно дело вбить работу с заклинаниями глубоко в разум, другое дело подобное. Неужели я так привык к этому действию? И почему это обнаружилось тогда, когда я сознательно решил поберечься и как можно дольше не обращаться к заёмной силе? Ведь воспоминание о расплавленном шаре в груди ещё слишком свежо. К счастью, обошлось — но с чего бы я вообще потянулся к сырой мане и как, если оба Истока не активированы?

Склон дальнего бархана вздрогнул, когда на него один за другим легли «Конфликты», песок зашуршал и пополз вниз, набирая скорость. Ощущение иголок и распирающее чувство исчезли, позволив мне заняться собой. Ответы одновременно и порадовали, и заставили сцепить зубы, чтобы сдержать ругательства.

Я не делал глотков сырой маны. Но сон и период восстановления резерва отличаются от обычного состояния мага: немного уменьшается контроль, всегда существует вероятность того, что хранящиеся в ауре заклинания поплывут, потеряют вложенный запас маны или и вовсе рассеются. Стоило мне погрузиться в Сах, как я тут же почувствовал неладное.

Без всякого моего участия в резерв скользнула крошечная капля сырой маны. Затем ещё и ещё одна. И объяснение только одно: возле меня только один источник этой маны и каждая волна от сердца Стража оставляла после себя кроху маны. В моём теле. Удивительно, как это возможно, но главным являлось другое: этот дар — ядовит.

Не помогло даже расстояние. Гвардеец с сердцем отдалился от меня на две сотни метров, на расстояние, гарантировано разделяющее мою ауру и волну маны из сердца Гравоя. Она не должна была доходить до меня, затухая на середине пути. И не доходила. Но…

Но я словно кожей улавливал движение каждой волны, а затем обнаруживал в себе новую жгучую каплю маны.

Что ещё хуже, я слишком поспешил радоваться: недавнее безумство не прошло бесследно. Попытка быстро изменить заклинание из Орба, сменить задающую форму и создать скамью из псевдокамня — провалилась. Линии заклинания не слушались, расползались, рунные цепочки удавалось изменить только с пятого-шестого раза. То, с чем я сталкивался раньше в кропотливой артефакторной работе, где всегда были важны размеры заклинаний, теперь началось и с полноразмерными.