Гарем. Реальная жизнь Хюррем

Джулию, как единственную женщину, пираты держали отдельно. Теперь она украдкой из-под вуали окинула взглядом своих товарищей по несчастью. Всех их раздели донага, оставив на них лишь по набедренной повязке для прикрытия срама, руки и ноги сковали кандалами. Никто не смел взгляда поднять от палубы.

Беллини она едва узнала. Без капитанской формы он оказался жирным коротышкой.

Галиот причалил к пристани перед портовой мечетью. Первыми пираты увели пленников, расталкивая толпу, стекшуюся с базара поглазеть на чужеземцев. Сами местные были одеты в бурнусы и джеллабы и осыпали венецианцев плевками и крикливой бранью.

Один из турок схватил ее за руку и поволок за собой.

Джулия, однако, надежды не оставляла. Все-таки ее муж – достопочтенный член Consiglio di Dieci. Венеция не так давно заключила с Османами мир, а переговоры об условиях вел как раз ее супруг. Он даже придворных Сулеймана у себя принимал, угощал и развлекал. Самое худшее, что ее ждет, убеждала она себя, – это потомиться взаперти в какой-нибудь башне, пока стороны договорятся о сумме выкупа и организуют обмен.

Толпа неистовствовала, а какой-то мужчина смачно в нее харкнул. Раис, не обращая на все это непотребство ни малейшего внимания, волок ее дальше.

Преследуемые толпой, они шли по узким и полным грязи закоулкам. Мужчин гнали гуртом впереди нее. Джулия не поднимала глаз от земли, чтобы не видеть позора их унижения.

Впереди нарисовался дворец. Их провели через ворота, мимо загонов для черных рабов, куда караванами доставляли из Сахары нубийцев и суданцев для продажи на рынке. Были среди них даже кормящие матери с младенцами; мужчины же, как один, были полностью обнаженными.

Они вошли на белую песчаную эспланаду, обнесенную со всех четырех сторон сводчатыми колоннадами. Там стоял неимоверный гул голосов: все будто пытались перекричать друг друга на неведомых ей языках; кто-то отдавал лающие команды; кто-то лебезил от страха. Она застыла в ошеломлении. Раис обругал ее и стукнул рукоятью кнута сзади по плечам.

Затем он уволок ее на другой двор. Этот был поменьше площадью, но при этом почти пустой, хотя человеческих следов на выбеленном песке там было не счесть.

В тени на стопке подушек восседал мужчина с темной, почти что цвета красного дерева, кожей, который принялся теперь ее рассматривать. На нем был белый кафтан с золотой вышивкой и муслиновый тюрбан с крупной бирюзой, а за его спиной стоял нубийский мальчик и обмахивал его опахалом из страусиных перьев.

Раис и этот толстяк принялись перекрикиваться. Джулия обратила внимание, что оба раз за разом повторяют одно и то же слово: гяур.

Толстяк показал жестом, что ему нужно встать. Нубийский мальчик бросил опахало и помог ему подняться на ноги.

– Como se chiame? – вопросил он.

– Ты говоришь по-итальянски?

Он улыбнулся.

– Конечно. И на многих других языках в придачу. Ты за кого меня держишь, варварка? – Он подошел поближе. – А ты говоришь по-турецки?

– Чуть-чуть.

– Хорошо. – Он приподнял вуаль с ее лица. Невзирая на ситуацию, Джулия вознегодовала. Ни единый благородный венецианец подобной дерзости бы не допустил! Она потупила взор. Он бросил взгляд на раиса:

– А он прав. Ты очень красива. Повторяю вопрос: как зовешься по имени?

– Джулия Гонзага. Мой муж – консильяторе в Венеции. Он тебя щедро вознаградит за мое возвращение в целости и сохранности.

– Султан может и больше заплатить. – Нубийский мальчик отогнал страусиным опахалом муху от лица толстяка. – Позволь представиться. Мое имя – Али-Осман. Я – бей Алжира на службе у султана Сулеймана, царя царей, владыки владык, императора семи миров. – Он отвесил шутовской поклон. – Я его пожизненный слуга. И ты вскоре можешь удостоиться чести пойти к нему в услужение.

– Я сама себе госпожа и никому не служанка.

– Ах, как гордо звучит! Гордость и красота часто друг другу сопутствуют. Но это не имеет значения. – Он обошел вокруг нее, изучая на предмет возможных изъянов. Она стерпела это новое унижение молча. Снова представ перед ней лицом к лицу, он вдруг легонько стиснул ее грудь. Джулия вскрикнула и отпрыгнула.

Раис на нее зарычал, а сам Али-Осман разразился хохотом.

– Скромность твою не оценят по достоинству там, куда ты отправляешься, bellissima!

Он обернулся к раису, и мужчины о чем-то жарко заспорили. Джулия не понимала ни слова, но выражение лица и злобные ноты в голосе пирата пробуждали в ней надежду, что он вот-вот выхватит клинок и пришпилит этого Али-Османа к стенке.

Но тут они оба вдруг рассмеялись и принялись хлопать друг друга по плечам. Затем бей извлек из складок халата кожаный кошель, ослабил шнурок и отсчитал причитающееся с него число золотых монет, по одной кладя их на протянутую ладонь пирата, после чего тот развернулся и, не говоря более ни слова, удалился, оставив ее наедине с Али-Османом.

– Джулия Гонзага, bellissima моя, отныне ты – собственность султана Сулеймана!

– Но мой муж…