Гарем. Реальная жизнь Хюррем

– Она пыталась тебя отравить!

– Никто так не считает, кроме тебя.

– Кто, кроме нее, мог желать тебе смерти?

– У Османов много врагов.

Гюльбахар хлопнула ладонью по столу, даже испугав его.

– Конечно, это было она. Ты – единственное препятствие на ее пути.

– Отец бы меня никогда не предал.

– Я тоже когда-то так думала.

Мустафа отодвинул тарелку.

– Чего ты от меня хочешь?

– У тебя множество друзей в Высокой Порте. Может, пора ими воспользоваться?

– С какой целью?

– Твой дед знал ответ на этот вопрос.

Мустафа побледнел.

– Я не подниму руку на своего отца. Это страшный грех перед Всевышним.

– Есть грехи пострашнее, и они прямо сейчас творятся в стамбульском дворце.

Мустафа поднял палец, и глухонемой слуга поспешил к нему с чашей ароматной воды. Омыв пальцы, он протянул их для вытирания.

– Престол передается по воле Аллаха. И я против нее не пойду. – Он перегнулся через низкий дастархан и взял ладони Гюльбахар в свои.

– Я тебя люблю, мать, но тебе повсюду грезятся призраки. Если Хюррем против меня что-то злоумышляет, она за это рано или поздно ответит. Но отцу я вреда не причиню.

После его ухода Гюльбахар посидела некоторое время в молчаливом раздумье. Затем хлопком в ладоши приказала слугам убрать со стола посуду и послала служанку за Гюзюль.

Кызляр-агасы оказался не сильно старше самой Джулии. На нем был цветистый шелковый кафтан, а поверх него – подбитый горностаем изумрудно-зеленый ментик с рукавами до полу. На пухлых пальцах красовались толстые перстни с рубинами. На коленях дремал белый кот.

Через все лицо пролегал безобразящий его сабельный шрам.

– Снимите с нее никаб, – приказал он.

Джулия в достаточной мере усвоила турецкий по пути из Алжира, чтобы понять смысл сказанного. А еще она усвоила, что во избежание унижения ей лучше безропотно подчиняться. Поэтому, услышав приказ, она откинула с лица черную кружевную вуаль собственноручно.

Кызляр-агасы дернулся в кресле так, будто получил удар ножом в спину. У него отвисла челюсть – и он тут же вскочил, уронив на пол спящего кота.

– Уберите ее прочь отсюда! – Слуги заколебались. – Живо! Вон ее!

Но прежде, чем они успели ее уволочь, он сам метнулся к двери и, вылетев вон, с треском захлопнул ее за собой.

Глава 32

Все бразды управления Османской империей вели в Куббеалты, зал заседаний Дивана. Вот уже восемьдесят лет в этой маленькой палате под сторожевой башней Второго двора султаны по четыре дня в неделю вершили суд, принимая прошения, разрешая споры, встречая послов и определяя внешнюю и внутреннюю политику. Всякое решение – от улаживания мелких юридических недоразумений между купцами до объявления войны – принималось именно здесь.

Утром в день Дивана снаружи через весь сад тянулась длинная очередь просителей, чающих вынести свое дело на суд султана. Сулейман восседал на подушках на помосте напротив входа с великим визирем по правую руку и губернаторами Румелии и Анатолии за спиной. По обе стороны от помоста сидели аги, паши и муфтии в порядке старшинства их чинов. Указы и судебные решения султана протоколировали имперские нотариусы.

Право голоса принадлежало одному лишь султану. Остальные имели возможность высказывать свое мнение лишь по его просьбе, либо в тех случаях, когда от них требовалось разъяснение того или иного положения светского или религиозного закона, знатоками которого они являлись. Вердикт султана по всякому вопросу был окончательным и обжалованию не подлежал.

Сулейман всем этим пресытился сверх меры. С некоторых пор он передал полномочия главы Дивана Ибрагиму, и тот с его высочайшего соизволения теперь председательствовал там вместо него. О своих решениях Ибрагим докладывал Властелину жизни дважды в неделю, а султан их лишь утверждал. В стене над диваном Ибрагима имелось маленькое решетчатое оконце, через которое Сулейман мог при желании в любое время наблюдать за ходом дел, сам оставаясь незамеченным. Это была мера, призванная держать Ибрагима в узде; впрочем, Сулейман к ней редко прибегал.

Самого же Ибрагима все сильнее тревожили наблюдаемые им в Сулеймане изменения. Вероятно, думал он, слишком многое покорилось ему слишком быстро. Он завоевал Родос и Белград, затем сокрушил при Мохаче венгров во главе с их королем. Султан уже достиг того, чего не удалось ни его отцу, ни даже легендарному Мехмеду Завоевателю, и тем обеспечил себе величие в веках.

«Слишком уж многое он теперь перекладывает на меня», – думал Ибрагим. Не сулит это ничего хорошего ни ему, ни мне.

Этим утром просителям пришлось для начала дожидаться завершения обсуждения великим визирем и его генералами планов предстоящих летних завоеваний. Первым Ибрагим дал слово главному муфтию.

– Рано или поздно Владыка жизни должен будет разобраться с шахом Тахмаспом, который мало того, что пригрел у себя в Персии еретиков-шиитов, так еще и осмеливается совершать с ними набеги на наши приграничные земли. Он тем самым оскорбляет не только Османов, но и сам ислам. Долг султана – поставить его на колени!