Гарем. Реальная жизнь Хюррем

Баязид и Мехмед покорно поцеловали ее. Селим подошел последним. Губы его едва коснулись ее щеки, зато уходя он украдкой прихватил еще три куска рахат-лукума, спрятав их в складках халата. Она хотела было осадить его и наказать. Но какой в этом смысл? Он жаден и туп, подумала она, но ведь это значит лишь одно: именно таким его замыслил Всевышний.

Она вернулась к окну и стала смотреть, как они играют внизу во дворе. Селим не преминул похвастаться младшим братьям сладкой добычей, а когда те протянули ладошки за своей долей краденого, рассмеялся и разом отправил все три куска рахат-лукума в рот себе любимому.

Хвала Аллаху, что есть еще и Мустафа!

«Есть ценность при дворе султанов, – думал Рустем, – не имеющая отношения к алмазам, рубинам и золоту. Деньги сами по себе ничего не стоят; единственное, за что можно купить власть и жизнь, – это информация».

Именно поэтому кызляр-агасы был для Рустема ценнее всего золота в его закромах.

Аббас наведывался в казначейство раз в неделю, и его всегда приглашали в кабинет Рустема без долгого ожидания в очереди, в отличие от большинства других посетителей. Там он за чаем с халвой и выкладывал главному казначею все новости из гарема.

– Как валиде? – спросил Рустем.

– Совсем расхворалась. Лекарь передает ей всякие зелья, но толку мало.

– Да хранит ее Аллах, – сказал Рустем.

– Все наши молитвы о ней, – сказал кызляр-агасы без особого воодушевления.

Рустем постучал пальцем по подлокотнику кресла.

– Есть тут у меня одна крошечка тебе по клюву…

– Что именно ты хотел бы узнать?

– На этот раз я хотел бы не узнать, а сам тебе кое-что сказать. Слышал бой барабана войны?

– Кузнецы в Галате не тушат свои горны ни днем, ни ночью. Опять идем войной на Фердинанда?

– Идти-то идем. Но на этот раз кампания будет вестись немного иначе.

– Как так?

– На этот раз армию возглавит великий визирь.

– Ясное дело. Он же сераскир.

– Ну да, и никто не заменит его в роли главнокомандующего, слава Аллаху. Вот только на этот раз султан останется в тылу, здесь, во дворце.

Аббас недоверчиво покачал головой.

– Правда?

– И еще одна крошечка для тебя: это госпожа Хюррем уговорила его отказаться от несения своего долга на землях войны. Ей угодно петь и танцевать для него, пока его янычары проливают кровь и умирают за Ислам у врат Вены.

– Он, верно, с ума сошел!

– Очень похоже на то. – Рустем зевнул. – Скоро об этом проведает весь дворец, кызляр-агасы. Но валиде-султан будет тебе впоследствии премного благодарна, если впервые узнает об этом от тебя.

Глава 38

На оконечности длинного мыса Серальо высился киоск. Серебряный купол его был украшен сине-белыми арабесками с цветочными мотивами, резные деревянные стены – инкрустациями из слоновой кости, а окна – узорчатыми витражами цвета кларета с павлиньими перьями. Внутри стояли золотые диваны, а у одной из стен имелся даже сведенный на конус бронзовый камин.

Киоск этот служил Сулейману убежищем от душного пекла, стоявшего этими жаркими летними ночами в дворцовых спальнях. Вечерний бриз с Мраморного моря нежно нашептывал что-то в кронах чинар.

Хюррем возлежала с ним на длинном диване и слушала незримых музыкантов, игравших где-то в глубине сада.

Поиграв пальцами, она отбросила причудливую тень на стену киоска.

– Смотри кто, – шепнула она.

– Верблюд! – засмеялся Сулейман.

– А теперь?

– Баран?

– Конь!

– На барана больше похож.

– Где ты видел барана с таким длинным носом?

– Я вообще ни у кого такого длинного носа не видел. Разве что у Ибрагима, – рассмеялся он.

Хюррем сосредоточенно хмурила брови, строя из пальцев очередную тень. Сулейман смотрел на нее, снисходительно улыбаясь.

– А как насчет вот этого?

– Кот?

– Какой из кызляра-аги кот? Видишь же, у него промежду ног ничего нет!

На этот раз он не рассмеялся.

– Ты больше так не шути.

– Почему, разве нельзя?

– Это оскорбление Ислама!

– О, какой же ты, оказывается, ханжа.

Сулейман даже не нашелся что ответить. Как она смеет ему такое говорить?! Она что, вовсе забыла свое место?! Но ведь именно это он в ней больше всего и любил. Никому другому он бы таких вольностей в разговоре с собой не спустил.

В саду среди роз и гвоздик ползали черепахи с зажженными свечами на панцирях. Полная луна отбрасывала длинные тени, сама оставаясь едва различимой за деревьями. Он сомкнул глаза и погрузился в музыку. До чего же здесь мирно, думал он, так бы и остался тут на веки вечные.

Но тут бриз утих, и в повисшей тишине он отчетливо услышал звон молотов по наковальням: это кузнецы арсенала в Галате продолжали ковать все новое оружие для предстоящего похода на Австрию. На него разом нахлынуло чувство вины.

«Господи, прости, – подумал он. – Мне нужно было бы отправиться с ними».

Валиде-султан состарилась. Некогда черные волосы теперь приходилось чернить хной, чтобы скрыть седину, но никакой тушью и пудрой было не прикрыть мешков под глазами и второго подбородка. И члены ее теперь зримо дрожали, даже когда она просто сидела в неподвижности.

Аббас приложился лбом к шелковому ковру, дабы выразить валиде свое почтение, прежде чем обратиться к ней.