– За тобою здесь присматривают?
–
Аббас кивнул; по всем рассказам, эта
– Язык ты уже почти освоила, и это очень хорошо, – сказал он.
– У меня слух под это заточен.
«Значит, ты еще и умная в придачу к красоте. Хотя я об этом всегда знал, – подумал он. – Что бы ты теперь сделала, интересно, если бы я тебе сейчас на чистом итальянском сообщил, что ты по-прежнему первая в мире красавица, хотя я и нахожусь целыми днями среди избраннейшей красоты?»
– Ты ведь
– Да.
– Тебе это здесь не поможет. Никто тебя насильно к отказу от твоей веры принуждать не будет, но ты быстрее пойдешь в гору, если будешь изучать Коран. Тебе уже дали священную книгу?
– Так я ее читать не смогу. Она же написана по-арабски.
– Значит, ты должна научиться читать по-арабски. – Он понизил голос и смягчил тон. – Тебе нужно поскорее забыть о Венеции. Тот мир исчез. Тебе туда никогда не вернуться.
– Я знаю.
Евнух подыскивал, чего бы еще ей сказать. Ему ли не знать, каково это – ощущать себя призраком, видеть окружающий физический мир и быть неспособным в него войти.
– Если тебе что-то понадобится, дай мне знать, – сказал он.
Она склонила голову, и Аббаса охватили тяжкие колебания. «Некогда я по неделе дожидался того дивного мгновения, когда ты приоткроешь мне свое лицо из-под вуали, – думал он. – Теперь я изо дня в день вижу тебя обнаженной. Смотрю на тебя из-за решетчатого окна высоко над банями – и все равно пылаю страстью к тебе».
– Господин мой? – Он вдруг понял, что издал стон в голос. – Что-то случилось?
– Так, ничего. – Аббас развернулся и вышел из комнаты. Медленным шагом он проследовал по темным монастырским коридорам гарема в собственную крошечную келью, служившую ему теперь домом. Там он сел на койку, понурил голову и заплакал.
Мраморное море был похоже на тонированное розовым стекло, а серые бугорки островов – на фонтанирующих китов. Под окном валиде-султан ветви вишневого дерева гнулись под грузом нового урожая ягод. Она не уставала любоваться открывающимся отсюда видом, хотя он и представал перед нею ежедневно на протяжении большей части ее жизни.
Позади нее трое мальчонок в тюбетейках и шароварах нетерпеливо переминались, полируя мраморный пол мягкими подошвами туфель, в ожидании окончания аудиенции.
– Ну, и прилежно ли вы все учились?
Баязид посмотрел на старших братьев в ожидании, что ответ даст кто-то из них, но Мехмед выглядел угрюмо, а Селим сопел, уставившись в пол. Так что Баязид взял ответственность на себя.
– Да, бабушка, – сказал он. – Я теперь знаю назубок суру Аль-Фатиха и суру Аль-Кахф.
– Это хорошо. – Она поочередно изучила и оценила внуков на вид: Баязид и Мехмед – мальчики что надо, подумалось ей. Оба в отца – высокие, ладно скроенные и благовидные лицом. А вот насчет Селима она была не столь уверена.
– А ты свой Коран учишь, Селим?
– Наставник нас бьет, – промямлил тот в ответ.
– И за что это он тебя бьет? Уж не за леность ли?
– Не знаю.
Валиде взяла со стола серебряное блюдо с разложенным в идеальном порядке
– Хотите по кусочку, детки?
Мальчики будто только и ждали приглашения угоститься. Баязид и Мехмед, заметила она, взяли, как и было предложено, по кусочку каждый. Селим же цапнул сразу три.
Она задумалась о том, что им уготовано на будущее. Ни один из трех не обладает задатками истинного принца в той мере, в какой они присущи Мустафе, но, если с тем однажды вдруг что-нибудь случится, один из них также может стать следующим султаном.
– Говорите теперь, чему научились в
– Я теперь умею метать копье на полном скаку! – выпалил Мехмед.
– Но тебе же всего семь лет.
– И стрелой из лука попадаю в самое яблочко!
– А как насчет Корана?
Мехмед потупил глаза и ткнул локтем в бок Баязида, который тут же исправно продекламировал семь стихов первой суры священного писания. Валиде похлопала в ладоши в знак того, что по достоинству оценила усердие внука.
– Ну а ты, Селим? Чему ты научился?
Тот пожал плечами и промолчал.
– Ну же, давай, Селим. Прочти мне по памяти первую суру. Тебе-то точно пора уметь это делать.
Селим промямлил несколько слов и умолк.
– Ну, давай дальше.
– Дальше не помню, бабушка.
Она нахмурилась.
– Неудивительно, что наставник тебя бьет, – сказала она. – Мустафа в твоем возрасте первую главу на одном дыхании выпаливал. – Она вздохнула. – Я устала. Мне нужно теперь отдохнуть. Подойдите и поцелуйте свою бабушку, мальчики, а затем ступайте себе.