Гарем. Реальная жизнь Хюррем

– О Царица покрытых никабом головок!

– Кызляр-агасы. – Валиде говорила, будто запыхавшись, хотя пребывала в полном покое. – Ты желал со мною поговорить?

– Именно так, но надеюсь, что по вопросу, который на поверку окажется не столь уж и важным.

– Ну же, выкладывай. Мне ли тебя не знать.

– Это всего лишь слух, вот только дошел он до меня из самых разных моих источников.

Валиде сразу выправилась и, разом будто помолодев, прянула на него змеею.

– О ком слухи?

– О госпоже Хюррем.

– Попалась!

– Говорю же, это всего лишь слухи.

– Твоим слухам я верю больше, чем официальным заявлениям Дивана. Рассказывай, что слышал.

– Армия скоро выступает в поход на Вену против Фердинанда.

– Так об этом всему миру известно.

– А вот о чем мало кому известно, так это о том, что Властелин жизни в этом году в поход на войну во главе своей армии отправляться не собирается.

– Что?!

– Мне сказали, что госпожа Хюррем убедила султана остаться при ней.

На миг Аббасу показалось, что валиде сейчас задохнется.

– Неправда! Быть такого не может!

– Я лишь повторяю то, что слышу. И я счел своим долгом доложить об этих слухах.

Валиде хлопнула правой ладонью по дивану.

– Не много ли она о себе возомнила?! А ведь я его предупреждала о ней. Сперва Гюльбахар, теперь эта русская крошка. Мой сын совершенно не разбирается в женщинах!

– Надеюсь, я вас ничем не обидел, – сказал Аббас.

– Напротив, ты сослужил мне великую службу. – Она схватила ближайшую подушку и швырнула ее через всю комнату с невесть откуда взявшейся силой. Этот подвиг ее, однако же, последних сил и лишил. Две служанки ринулись было ей на подмогу, но она их жестами отогнала. Некоторое время она переводила дух, а затем сказала с прежним напускным спокойствием:

– А что у тебя с лицом?

– Не понял, госпожа?

– Да вот лицо твое… Я же тебя теперь не первый год знаю, а все никак не удосуживалась спросить. Меня скоро не станет, и мне бы хотелось об этом узнать, прежде чем умру.

Аббас еле сдержался. До сих пор валиде обходилась с ним уважительно. Зачем же теперь позорит его? Неужто из чистого любопытства?

– Увечье это я получил в уличной драке.

– За что дрался?

– За свое мужское достоинство.

Она умолкла, и он вдруг осознал, что она впервые увидела в нем мужчину, а не раба.

– Моему бы сыну у тебя поучиться так сражаться за свое мужское достоинство, – наконец произнесла она. – Спасибо за услугу. Я ее не забуду. Ступай. Мне нужно делом заняться.

Глава 39

Сулейман при виде матери всякий раз приходил в смятение. Она с каждым его приходом выглядела все старее и хрупче. А ведь он привык считать ее несокрушимой.

Однако возраст не притупил ее ума, да и на язык она оставалась остра.

– Сыновей давно видел? – спросила мать, едва он устроился рядом с нею на диване.

– Проведывал тут. Джихангир все болеет, остальные процветают. Наставник ими, похоже, доволен.

– О Селиме что думаешь?

Сулейман пожал плечами.

– Не нравится он мне, – сказала она. – Угрюмый он какой-то. Да и доверия он мне не внушает. Слишком уж он падок до сладостей для мальчика, и ухватки у него какие-то женские.

– А хорошего тебе вовсе нечего о нем сказать?

– Во всех остальных отношениях – идеальный шехзаде.

– Ну так мне его наставники ничего такого не говорили.

– И не скажут. Не осмелятся. Но все это вина его матери; она совсем ему времени не уделяет. Диво еще, что Баязид и Мехмед такие приятные.

– Ах, что я слышу! Неужто добрые слова?

– Смейся-смейся, Сулейман, но помяни мое слово: тебе повезло, что у тебя есть такой сын, как Мустафа. – Она постучала пальцем по спинке дивана. – Скоро отсюда выступаешь?

– Конница выезжает на той неделе, – ответил он, отводя глаза.

– Высматривать Фердинанда?

– Фердинанд – всего лишь мелкий властитель Вены. Его брат Карл – главный приз, но едва ли мы его выманим. Опять затаится в своем замке в Германии.

– Приготовления идут хорошо?

– Ибрагим планирует снарядить тридцать пушек на сокрушение крепостных стен, но это лишь при условии, что грязь их снова не приберет к себе по дороге на север.

Она вложила свою ладонь в его.

– Ты воистину пребудешь величайшим из султанов, сын мой. Цыганки так напророчили при твоем рождении.

– Делаю все возможное, – сказал Сулейман, отвечая матери крепким пожатием руки, и снова поразился ее хрупкости. Каждая косточка, каждый сустав прощупываются прямо под кожей. Плоти совсем не осталось.

– Донеслись до меня перешептывания, – сказала она.

– Откуда?

– Соловушка один тут ко мне по утрам в окно залетает да и перепевает все мне. Сегодня вот утром напел, что войско собирается выйти в поход без генерала.

Сулейман попытался высвободить руку, но иссушенный листочек материнской ладони вдруг вцепился в нее железной мужской хваткой.

– Конечно же, у них будет генерал, и самый лучший!

– Лучший в Стамбуле генерал сидит тут со мною. Значит, слухи ложные? И ты отправишься во главе своей армии в поход на земли войны, как это делал до тебя каждый султан из рода Османов?

– Они во мне не нуждаются. Ибрагим – мой сераскир, и он проведет кампанию не хуже меня самого.

Валиде погрузилась в молчание.

Первым не выдержал и прервал его Сулейман: