Гарем. Реальная жизнь Хюррем

Они сидели на толстых коврах в павильоне Сулеймана. Угли в медной топке ярко полыхали, раздуваемые неожиданно усилившейся тягой. Сулейман слишком устал, чтобы думать. И слишком замерз, чтобы перестать кутаться в подбитый горностаем стеганый халат.

– Место султана во главе его войска, о чем ты мне и сам неустанно напоминал.

– Неужто это единственная причина, господин мой?

– Будучи блюстителем веры, я обязан защищать Багдад, а не позволять своей армии впустую гоняться за призраками по бескрайним степям.

– Так ведь как побьем шаха, так и Багдад будет нашим по-всякому.

Сулейман пытался отыскать правду на лице Ибрагима. «Я ведь в любой момент его выведу на чистую воду, – думал он, – и он все мне выложит как на духу о том, что и почему именно сделал. Между нами не может быть секретов».

– Может, нам попробовать с шахом договориться? – решил прощупать друга Сулейман.

– А разве у нас есть, что ему предложить?

– Сам как думаешь?

– Нечего нам ему предложить. Разве что моток веревки, чтобы повеситься.

Сулейман покачал головой:

– Он такой же неуловимый, как наш священно-римский император. Мы ни того, ни другого в жизни на битву в чистом поле не выманим. Поэтому-то нам и важнее всего исполнять свой долг и проявлять в этом терпение. Ведь мы защищаем веру.

– Веру?! – Видно было, что Ибрагим тут же пожалел о вырвавшемся у него нечестивом восклицании.

– Именно за нее сражается моя армия, Ибрагим. За веру – и ничто другое! Джихад ведется только во имя и во славу Аллаха. – Кони снаружи ржали и рвались с поводьев, встревоженные усиливающимся ветром. Сулейману был слышен их отчаянный цокот. – Завтра выступаем на Багдад. Отвоюем город и, если понадобится, там и перезимуем. Горы – не место для армии.

– Как прикажешь. – Ибрагим уставился на угли в полыхающем очаге, и губы его сжались в нитку. – За что ты со мною так?

Сулеймана удивила его дерзость. «После предательства, – подумал Сулейман, – ты еще смеешь у меня о чем-то допытываться?»

– Я устал. Мне нужно поспать. Оставь меня.

– Но, господин мой…

– Уходи.

Раньше у них была традиция делить в походах ночлег в их общем на двоих павильоне. Но теперь Ибрагим даже не попытался протестовать, а просто встал, исполнил салам и вышел вон.

Ночью спустился с гор и пронесся над плато снежный буран. Сулейман проснулся от ржания коней и криков верблюдов, застигнутых обрушившейся бурей. Порывы ветра сотрясали его павильон так, что он испугался, что его порвет надвое. Он вышвырнул наружу меховую шубу и следом вышел сам разведать обстановку.

Завесы стелющегося над землей снега с дождем и градом сметали все на своем пути, и ему приходилось защищать лицо ладонями от их жалящих пощечин. Факелы, на миг вспыхнув, тут же потухли под новым шквалом.

Его пажи дрожали от ужаса. Даже один из личных телохранителей рухнул на колени и неистово взмолился:

– И да защитит нас Всевышний! – вопил он. – Это все персидские маги наслали!

– Это всего лишь буря! – взревел Сулейман. – Встань, если ты мужчина!

«Будь ты проклят, Ибрагим, – думал он. – Будь ты дважды проклят – за предательство и за тупость!»

Утренняя заря застала всю долину покрытой белым саваном. Ошеломленные воины бродили в полной растерянности, будучи не в силах узнать окружающий пейзаж. Кто-то впивался скрюченными пальцами в снег в надежде вызволить товарища, кто-то из последних сил тянул за веревку верблюда, наполовину погребенного под сошедшим со склона оползнем…

Целые полки просто исчезли без следа вместе со сметенными ураганом палатками. Кое-где на поломанных кольях все еще трепыхались на утихающем ветру обрывки холстины.

А затем на долину опустилась зловещая тишина.

Ибрагим обратил свой взор к скальным челюстям перевала, более всего страшась, что вслед за бурей оттуда появится еще и персидская конница.

– Ибрагим! – Сулейман стоял выше него по склону, и лицо его было искажено яростью. – Что ты наделал?!

Ибрагим беспомощно развел руками. Кто мог знать, что летом вдруг разразится снежная буря?

– Если персы сейчас нагрянут, – прокричал Сулейман, – мы тут все поляжем!

Ибрагим отвернулся и стал продираться через снег выше колена обратно вниз, к останкам лагеря. Нужно как можно скорее перестроить боевые порядки и отступить отсюда на другие позиции.

Само понятие «поражение» было ему чуждо. Он даже теперь не мог поверить, что оно его уже постигло.

Глава 61

После того как они закончили с делом, Аббас сказал:

– Опасные все-таки деньки. Ты убедился, что она в безопасности? Точно ли ее вывезли из Стамбула? – На лице его играли отблески свечи.

– Да, – ответил Людовичи. – Она нынче далеко отсюда.

Аббас удовлетворенно прокряхтел что-то невнятное.

– А о старых деньках в Венеции ты часто вспоминаешь, Аббас?

– Нет, вовсе не вспоминаю. Слишком больно. С прошлым покончено раз и навсегда.

– И тебе никогда не хотелось, чтобы ты тогда повел себя по-иному?

– Судьба человека начертана Создателем прямо у него на лбу при появлении на свет, и моя оказалась такова. Ну не мог я тогда поступить иначе, как облаку не вольно решать, куда ему плыть по небу.