Сулейман покачал головой.
– Я хотел от него только добровольного признания. Мне невыносима сама мысль о том, чтобы устраивать препирательства и выслушивать его лживые оправдания. Но сам он об этом так ни словом и не обмолвился.
– И все-таки?..
– И все-таки я по-прежнему люблю его, Хюррем.
«И все-таки ты должен избавиться от него, – подумала Хюррем. – Иначе нам всем несдобровать. Если ты дашь ему еще некоторый запас времени, он сделает какой-нибудь ловкий ход против тебя, – ведь у него теперь нет иного выбора».
– Ты мог бы отправить его в ссылку, как сделал это с Ахмед-пашой, – сказала она.
– Ахмед-паша использовал место ссылки для подготовки восстания. Смею ли я рисковать подобным, имея дело с Ибрагимом, который на голову выше Ахмеда как полководец?
– Он так долго пробыл твоим другом, мой господин. Я знаю, что ты любишь его как брата.
– Тщеславие и жадность помутили его рассудок. Как командующему, ему нужно было быть настороже, дабы не прозевать удар с тыла. А он был все больше озабочен сохранностью тюков персидского шелка и прочих трофеев, – вот и позволил шахской кавалерии нанести моей армии самое сокрушительное поражение за все мое правление. И вместо ликования по случаю взятия Багдада у нас тут теперь траур из-за потери тысячи лучших воинов.
Хюррем взяла его ладони в свои.
– Стало быть, он виновен еще и в халатности при командовании, допущенной из корыстных побуждений. Но главное – он сделал немыслимое, присвоив себе звание султана. Господин мой, я сопереживаю твоей боли, но что еще ты можешь сделать?
Солнце скрылось за кровлями старого дворца.
– Сегодня вечером я жду его на ужин в Топкапы одного, – сказал Сулейман.
Хюррем положила руку ему на плечо.
– И что ты ему скажешь, мой господин?
– Не знаю. Но я не могу лишить его жизни, Хюррем. Я дал слово.
– Что, мой господин?
– Я поклялся, когда сделал его визирем, – поклялся перед Аллахом, – что, покуда я жив, он может не опасаться за свою сохранность. Поклялся в этом лично ему.
Они посидели в тишине. Длинные тени наползли на ковер. Безмолвные пажи зажгли свечи и масляные лампы и растворились в темноте.
– Должно ли его казнить? – шепотом спросила Хюррем.
– Закон гласит, что должно.
– Тогда есть выход, хотя я не смею вымолвить его даже шепотом.
– Говори.
– Ты поклялся не казнить его, покуда ты жив. Так пусть приговор исполнят, пока ты спишь. Муфтии говорят, что во сне человек переходит в иной мир и перестает быть по-настоящему живым. Сон подобен малой смерти. Так ты сможешь и соблюсти закон, и исполнить свой долг перед престолом и исламом, и вместе с тем не нарушить данной тобою клятвы.
Сулейман долго ничего не отвечал.
– И да будет так, – произнес он наконец.
Глава 64
Ибрагим водил пальцем вокруг кромки чаши, уставившись в вино.
– Мы задали порку персидским псам, – сказал он. – Они еще очень долго теперь будут зализывать раны.
– Кампания не была удачной ни по замыслу, ни по исполнению, – сказал Сулейман. – Нас заманили в ловушку. И, как ни крути, последняя битва осталась за шахом. Он теперь будет праздновать, а не мы, несмотря на наши победы при Багдаде и Тебризе.
– Так будут еще и другие лета.
– И с какой такой целью?
– Наша империя сравнима с империей Александра Великого. Так с чего бы нам унывать? У нас – Багдад, у шаха – снег да скалы.
– Мы ни за что ни про что потеряли множество добрых людей. Того же Рустема, к примеру.
У Ибрагима кровь схлынула с лица. С какой стати Сулейман вдруг помянул Рустема? Разве он погиб? Шпионы докладывали ему шепотом, что тот жив-здоров и что его недавно видели в Манисе.
– Что тебе известно о моем писаре? – спросил Ибрагим, будучи по-прежнему не в силах поднять глаза и встретиться с ним взглядом.
– Говорят, его убили у шаха, пока он там занимался какой-то тайной дипломатией от твоего имени. Он добровольно вызвался – или это ты ему приказал?
– Добровольно. С воодушевлением даже.
– С какой целью?
– Я хотел выманить шаха из гор этой маленькой хитростью.
– Похоже, ты просчитался.
– Я испробовал все, что только можно, чтобы разыскать шаха.
– Вот и разыскал на свою голову. Считай, что дело сделано, – сказал Сулейман.
– Будут же еще и другие победы, мой господин. Такие, как на Родосе и при Мохаче. Ты же помнишь, как мы тогда были близки к тому, чтобы отступиться?
– Да, на Родосе мы взяли верх твоими советами, Ибрагим.
– Я всегда желал одного – служить тебе.
– И ты мне хорошо и верно служил раз за разом. Вот только воистину преданы мы должны быть лишь Аллаху и Его Пророку.
– Я был рожден в иной вере, – осторожно произнес Ибрагим. – Мне еще многому предстоит научиться.
– Слишком поздно для этого. Не думаю, что сыщется теперь хоть кто-то, способный тебя чему-либо научить. – Если бы он сказал это с улыбкой, Ибрагим бы, пожалуй, и сам улыбнулся бы с ним за компанию. Но Сулейман произнес эти слова, отведя глаза.
– На охоту в Эдрин мы же этим летом отправимся как прежде? – спросил Ибрагим.
– Будущее дано видеть одному лишь Всевышнему.
– Мы же всегда охотились вместе. Помнишь, как вепрь завалил мою лошадь в камышах на Маранце? Ты тогда спас мне жизнь.