– Я тебя вечно спасать не смогу. Все мы рано или поздно предстанем пред ликом смерти в одиночестве.
– И все же ты однажды поклялся мне в том, что никогда не оставишь меня.
– Я помню о своей клятве. Но хватит об этом. Мне очень нужно спать.
Сулейман поднялся. Голова его была будто налита свинцом. Вино с дурманом подействовало на него куда сильнее, чем на Ибрагима. Ему хотелось одного – спать, побыстрее покончив с этим мытарством.
– Пажи тебе приготовят постель. Доброго сна тебе, мой друг.
Ибрагим встал и обнял его:
– Доброго сна, мой господин.
Сулейман удалился в свою опочивальню и запер за собою дверь.
Хюррем поднялась с постели и засуетилась вокруг него. Он был совершенно сер лицом. «Нельзя давать ему возможность опомниться и изменить решение», – подумала она.
На ней были лишь шаровары из розовой парчи на единственной жемчужной пуговице. Но он ее будто даже не замечал.
– Он у меня только разве что пощады не просил…
– На вот, выпей, – прошептала она, подавая ему бокал вина.
Он сел на корточки и обхватил голову ладонями. Хюррем налила ему еще полный бокал вина, поднесла к его губам, – и он тут же опорожнил его с отчаянием гибнущего от жажды.
– Только не давай мне очнуться, пока это происходит. Я не должен нарушать своей клятвы!
Она уложила его голову между своих грудей. Вскоре голова его отяжелела, и она возлегла на полу бок о бок с ним и продолжила обнимать и баюкать его, пока он подергивался и что-то бормотал у себя во сне. А сама молилась, чтобы
Глава 65
Ибрагим мерил шагами комнату, игнорируя приготовленную ему пажами постель и борясь с тяжестью в членах и одолевающей его общей отупляющей усталостью.
«Я должен оставаться бодрствующим, – думал он. – Нельзя позволить им застать себя спящим». Он же Ибрагим, визирь Великолепного. Не может же он пасть от руки собственного султана. У него же есть слово, данное его владыкой, его клятва перед Аллахом.
Но почему тогда пажи заперли за собою дверь снаружи?
В коридоре послышались шаги и какой-то скулеж сродни собачьему. Скрипнул ключ в замке, повернулась ручка.
Дверь распахнулась.
Их было пятеро, все нубийцы. Ибрагим отшатнулся к противоположной двери, ведущей в спальню Сулеймана, – и принялся стучать в нее кулаками: «Господин мой!»
У каждого из пяти
Ибрагим выхватил кинжал и встал наизготовку лицом к лицу с пришедшими по его душу.
Первый выдвинулся на него. При его броске Ибрагим сделал шаг вбок и блеснул кинжалом в свете свечи.
Ибрагим отступил спиной к стене, а остальные
Они принялись подавать друг другу едва заметные сигналы руками. Ибрагим напрягся в готовности.
Когда они ринулись на него снова, сделали они это стремительно и в унисон. Ибрагимов кинжал снова блеснул молнией, а сам он тут же отпрыгнул в недосягаемость. Один из убийц взвыл и выронил тетиву. Из рассеченной руки его хлынула кровь.
– Господин мой, отзови своих чудовищ! – воскликнул Ибрагим, но его мольба о пощаде была пресечена тетивой, вдруг стянувшейся на его глотке. Двое других
Но тут второй из тех, что спереди, перехватил его руку и попытался заломить ее Ибрагиму за спину, чтобы отнять у него кинжал. И тетива на горле все затягивалась.
Большинство людей вцепляется в удавку, пытаясь ее ослабить; таков уж инстинкт. Ибрагим же вместо этого использовал единственную теперь свободную руку для того, чтобы вонзить «козу» из двух растопыренных пальцев в глаза второму нападавшему. Тот взвыл и ослабил хватку ровно настолько, чтобы Ибрагим высвободил руку с кинжалом и полоснул ему поперек обеих предплечий.
Затем он перехватил кинжал и наугад пырнул им себе за спину. По спине тут же заструилась горячая кровь, а удавка на шее ослабла. Он ударил еще дважды, но на второй раз рукоять клинка вдруг вырвало у него из руки. Лезвие застряло между ребрами поверженного
Тут на его шее снова сомкнулась удавка из тетивы. Это был один из раненых, судя по сочившейся с его руки ему за шею крови. Ибрагим попытался высвободиться резким рывком со вращением, однако убийца не поддался, а осадил его навзничь накинутой на шею петлей, подбив сзади ноги и лишив точки опоры.