Читаем Гармонія (новели) полностью

Три хрести лягло на голову Хомисі; вона підвелася і почала цілувати маленьку, делікатну попівську руку — отець Василь на хвилину скривився: у неї коло лівої ноздрі, як тернина, випиналась бородавка, — але руку поцілувати дав. Хомиха задихалась і поспішила розказувати, оглядаючись, чи не підслухає, мовляв, той, кому й не слід:

— ...Отож як почули в нас люди про той хрест, що, кажуть, стоїть у долині, десь на Поділлі, та так, як глянеш на його проти сонця, — наче огненний стовп, а коло криниці на дерев’яному Христос розіп’ятий. Своєю кров’ю християн прийшов спасать, і чули гортань з неба: «Не воюйте, всі люди брати — і бідні, і багаті».

Вирвалось слово отця Василя, — простіше баба Хомиха захлинулась, а він:

— Не вірили... Господь чудеса творить, бо сказано: «Опам’ятайтеся, хто в Бога вірує», а люди, Хомихо, тепер — як божі пси...

...Він заглянув за дуплянку, позіхнув і перехрестив з чорними підточеними зубами рота.

— Не диво, бо всі зараз багато знають, перевчилися...

Хомиха вихопила своє слово, не дала скінчити, а засокоріла — тремтіли старечі губи, плигала на чорненькі вусики слина, і слова тоді клекотіли й поспішали скоріше вилетіти:

— Це все я, батюшко, ходім, уже люди ставники нові до церкви поприносили; вас не було — у Києві, а мені сю ніч (трапезували в Ковалихи, а кривий Грицько Псалтир читав) тільки первий сон очі звів, і кажу вам, як перед хрестом: закрутилося — туман, коли це стара ікона Варвари-великомучениці (її на даровизні свекруха, покійна Секлета, подарувала) отак зразу міниться, міниться, а мене наче пропасниця б’є — злякалася...

...Ковалиха хропе, дитинка в невістки квилить, хата в їх нова — луна так і ходить, а мені... Я на суді, батюшко, заприсягну, бо це правда, сам Миколай-угодник розкрив уста і голосно так на всю хату каже: «Хай надіне отець Василь зелену великодню рясу, співайте «Христос воскрес!» і святіть криницю над ставом (там торік Омелечкова покритка втопилася — знаєте?!), і хай дев’ять ставників горить, бо прийшов судить «по писанію...»

Я прокинулася — трушуся, тіла на собі не чую, а вони всі сплять, тільки старий Коваль прийшов знадвору, та так страшно, Господи прости, так страшно за землею лається: «Він мене, паршивий комнезало, судить буде, га? Хай тебе судорогою судить... ого, в окружному кращі були, і то замотав, а то, кров чортова, на комуну, голим оддай! А за пупа не візьме?»

...Не спам’ятаюся — як закричу, на всю гортань: «Оксано, Оксано!»

Ковалиха прокинулась — засвітили, обтерли великоднім рушником Варвару-великомученицю, а вона аж міниться, так сяє, так сяє, і по щоці з росичкою дві сльозинки — кап, кап — на долівку... — Обновилася...

Хомиха склала хрестом руки і дивилась на отця Василя божевільними од радості очима — губи її ще й досі плямкали, а слина на чорних вусиках виступила холодною ропою, і обличчя її було схоже на печене яблуко. Вона поспішала:

— Ходім до церкви, там люду — яблукові нема де впасти — натовпилося, вас усі ждуть, а старий Коваль криницю чистить...

Отець Василь повернув із стежки на стовпову дорогу, до церкви; але раптом нерішуче спинився, запитав:

— Боюся я, Хомихо, будуть нарікать, дурисвіти, скажуть... Як власть на це дивиться? Як вони?!

Анелька понюхала свиту і побігла знічев’я за перекотиполем — гралася...

Хомиха вирівнялась, очі налилися кров’ю:

— Власть?! Ми нарошне тим кутком несли ікону, де «комизах» живе, а він стоїть коло воріт — снопи з хлопцем привіз — ні слова, як заціпило, тільки й почули: «Хай казяться! Це попівський майок прийшов», — сплюнув і таке додав, що й не вимовиш...

Отець Василь:

— Ну от бачите...

— Нічого, батюшко, ідіть, ми за вас у тюрму, на хрест підемо — служіть молебствіє!..

Вони рушили... Вперед Анелька, за нею отець Василь і, вклякаючи на ліву ногу, Хомиха: дриґне кривою ногою — схоплюється пил, а сука сторожко прислухається і здивовано ловить великодні дзвони поцюканої кулями церковці села Чорного...

Бідна Анелька, хіба вона знає радість старої Хомихи?

Не знає... Підсміхаються смугляві берези і на захід сонця червонішають, — тоді ламають дівчата молоді ялини, кидають на дорогу — злякано розступається бір...

Горить дев’ять ставників, перший ставник горить у руках старого Коваля — за сорок десятин, а другий — віялка і молотилка Хомишиного сина, і посередині — заточується од натовпу бабів, дітвори — зелена, великодня ряса отця Василя.

Він розцвітається серед диму, як будяк, і бігають гадючі, маленькі очі од ярого воску до клаптів полотна, цукру...

— Христос воскресе! На всі чотири кінці світу!

— Смертію смерть поправ, — підхоплює басом Коваль, за ним гуде Хомишин син, Хомиха розстебнула свиту — жарко, парить, але всі стоять, мов кам’яні, побожно співають «Христос воскрес...».

Ставники горять коло криниці, у рушники прибрана, на цямринах стоїть Варвара, — гойдається серед натовпу зелена ряса, схожа здалеку на синій будяк, і соромом горять тоді берези: немає де сховатись, присісти — стоять розперезані, а сонце січе над ними і кадильний дим, і червоний оксамит...


1923

Політика

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Я и Он
Я и Он

«Я и Он» — один из самых скандальных и злых романов Моравиа, который сравнивали с фильмами Федерико Феллини. Появление романа в Италии вызвало шок в общественных и литературных кругах откровенным изображением интимных переживаний героя, навеянных фрейдистскими комплексами. Однако скандальная слава романа быстро сменилась признанием неоспоримых художественных достоинств этого произведения, еще раз высветившего глубокий и в то же время ироничный подход писателя к выявлению загадочных сторон внутреннего мира человека.Фантасмагорическая, полная соленого юмора история мужчины, фаллос которого внезапно обрел разум и зажил собственной, независимой от желаний хозяина, жизнью. Этот роман мог бы шокировать — но для этого он слишком безупречно написан. Он мог бы возмущать — но для этого он слишком забавен и остроумен.За приключениями двух бедняг, накрепко связанных, но при этом придерживающихся принципиально разных взглядов на женщин, любовь и прочие радости жизни, читатель будет следить с неустанным интересом.

Альберто Моравиа , Галина Николаевна Полынская , Хелен Гуда

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Романы / Эро литература