Читаем Гармонія (новели) полностью

— Куркулі, кажуть, а які ми куркулі? Робимо — їмо, а хтось вилежується літо боже, а повесні пухне, як та колода, — хіба ми винуваті? Роби, сине чортів, тоді будеш їсти, а так... Як перед Богом, кажу правду, — продовжувала свою річ стара Коропові. — Хліба й пилини немає — голодуємо, а тут ще минжа ота зарізала нас — ходять валками спекулянти, і все по хліб той святий!.. Матерію носять, полотна всякі, нитки, шовки, і все рота на хліб розкриває — розмінялися ми... Та ще, хвалити Бога, інших заздрість бере: панують сякі-такі, а труда твого, як літечко настане та човпеш, аж на коліна падаєш у тій землі, ніхто не бачить, посліпнуть на цей час...

— Чужого труда ніхто не цінить, — піддержав розмову математик.

— Ой не цінять, серденя, ніяк не цінять!

До старої підійшла молодша за Устю дочка та пошепки щось казала матері; та ніяково якось усміхалась на її слова, але раптом, видно, погодилася, і, коли Устя внесла глечики з молоком з-під корови до хати та поставила їх на лаву, накриваючи кружками, вона зупинила її жестом руки, казала:

— Пам’ятаєш, Усте, отого спекулянта в жовтих черевиках, що мотузками калоші попідв’язувані були?.. — Вона не ждала відповіді — це була лише коротка передмова. — Приніс він шпильки: англійські, каже, шпильки — ще старого режиму, а дівчатам моїм, бачу, аж підскакують, так хочеться виміняти... Подивилися, шпильки блискучі, новенькі, виміняли — обмахляв він нас, син чортів! За два дні погнулися, повитиралися — дріт і дужка в одній зломилася?!

Дівчата підхопили в одну душу слова материні:

— Казав: «Вік носитимеш, дівчино!» — вимовила пишно Устя. — А та шпилька на другий день зломилася, — і вона дурнувато зареготалась; її менша сестра теж не забула згадати за свою шпильку:

— У мене така була цікава, всі дівчата на вулиці задивлялися: «Де ти таку шпильку достала?» — і... погнулася... Мати нас лаяли-лаяли, — скінчила вона.

Короп уважно вислухав ці жалі, не розуміючи ще гаразд, до чого всі ці шпильки приколото, та раптом чуть не скрикнув: у нього обидві кишені на піджаці було застебнуто справжніми англійськими шпильками!..

Короп зрозумів... Він розстебнув ліву кишеню, висмикнув з неї англійську шпильку і подав її молодшій дочці. Дівчина простягла вже руку, та стара, більше для годиться, запротестувала:

— Що ви, хіба їм шпильки в моді...

— Це мій подарунок дівчатам, — сказав Короп, висмикуючи з правої кишені другу шпильку, і поклав її поруч з циркулем на столі.

— Спасибі, спасибі... Ой які ж славні шпильки, Усте! — Сказала нарешті мати дочкам. Подержавши в руках шпильку, додала: — Подякуйте Василю Дмитровичу за шпильки, та налий їм молока стакан: ми отак молоком більше перебиваємось, бо такий скрут — ніколи ще такого не було...

— ...То право на Бистрівщину наше по планах? — запитала вона Коропа, коли той допивав уже другу склянку гарячого, з піною на вінцях, молока.

— Тут, бабо, навіть без астролябії видно: ваше... Циркуль показує межу на верби, і приговор про це говорить...

— Були колись верби, а тепер — пеньки: на пеньках тая межа...

— На пеньках, ясно, — погодився математик і, поважно загорнувши циркуля у білу тонку полотнину, що її дала стара, сховав його до кишені.


Вирядили Мазуни аж за ворота Коропа. Стара казала йому, що такий він хороший та розумний чоловік, і дочка в неї Устя — найкраща на всі Стайки хазяйка; Мартин згадав за лінію, яку визначив циркулем математик, і просив, щоб той не забув записати ту лінію до планів його, Мартина Мазуненка, землі...

Короп обіцяв записати; він дякував старій за все — за повну торбу, де лежала тепер ціла ще сива паляничка, за узвар, якого вкинула Устя до торби, за сало...

І всі Мазуни були задоволені, що він, Короп, без ніякої стрілябії так правильно межу визначив, раяли йому:

— Ідіть на село, просто до Марусиків — там теж треба землю переміряти, бо просто ріжуться люди!..

Короп ще раз подякував і пішов не селом, а поза селом, бо славу його, як землеміра, рознесли у всі кінці села Мазунові дочки...

— До нас землемір з циркулем приїздив, і батько план показували, а він каже: «Земля на Бистрівщині ваша, межа по пеньках, і дядько не по закону забирає у вас Бистрівщину...»

Люди цікавилися землеміром, а брат Мартинів, Петро Мазун, казав на все це зозла:

— Циркуля привіз? Виміряти дідівщину захотілося? Хай ото вийде на поле — втоплю обох! — і лаявся люто.

...Сонце на заході черкає щолопок гори. Короп біжить стайківськими полями: десь надходить буря, і за рікою, куди поспішає до сусіднього села математик, грізно гримить-нахваляється грім...

Він іде... Вітер вириває з пилу великі краплини дощу та кидає їх під ноги, на суху землю...

— Циркуля побачила, і — маєш: «Хороший, розумний, а межа на Бистрівщині, по пеньках», — згадав Короп, перебігаючи кладку через річку, стару Мазунку; зла, задоволена рисочка лягла йому на вуста — не засміявся, а, підхоплений вітром, побіг сухою стежкою далі...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Я и Он
Я и Он

«Я и Он» — один из самых скандальных и злых романов Моравиа, который сравнивали с фильмами Федерико Феллини. Появление романа в Италии вызвало шок в общественных и литературных кругах откровенным изображением интимных переживаний героя, навеянных фрейдистскими комплексами. Однако скандальная слава романа быстро сменилась признанием неоспоримых художественных достоинств этого произведения, еще раз высветившего глубокий и в то же время ироничный подход писателя к выявлению загадочных сторон внутреннего мира человека.Фантасмагорическая, полная соленого юмора история мужчины, фаллос которого внезапно обрел разум и зажил собственной, независимой от желаний хозяина, жизнью. Этот роман мог бы шокировать — но для этого он слишком безупречно написан. Он мог бы возмущать — но для этого он слишком забавен и остроумен.За приключениями двух бедняг, накрепко связанных, но при этом придерживающихся принципиально разных взглядов на женщин, любовь и прочие радости жизни, читатель будет следить с неустанным интересом.

Альберто Моравиа , Галина Николаевна Полынская , Хелен Гуда

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Романы / Эро литература