Гароэ

Это выглядело так, словно одноглазый дракон со сморщенной кожей стряхивает блох и при этом громко выпускает газы из темного и глубокого нутра где-то за северо-восточными холмами, выбрасывая в пространство смрадный огненный фонтан, который тут же завладел звездами, окрасив их в красный цвет. Гонсало Баэса прыжком вскочил на ноги, испуганный и растерянный, и почти тут же упал коленями в теплый песок, будучи не в состоянии сохранить равновесие. Все вокруг было залито необычным, зловещим светом. И тут лейтенант с изумлением увидел, что Гарса лишь приоткрыла глаза, слегка ему улыбнулась и вновь погрузилась в сладкий сон. Казалось, ее совсем не волновало, что свод небес вот-вот обрушится им на головы.

– Проснись! – в смятении закричал он. – Проснись! Землетрясение!

– Это не землетрясение, – нехотя отозвалась она; казалось, для нее не было ничего милее сна – после того как они предавались любви чуть ли не до изнеможения. – Просто у какого-нибудь вулкана расстроился желудок. Однако не волнуйся: пока мы остаемся на берегу, опасность нам не угрожает, никакой потолок на нас не обрушится. Спи!

– Спать? – оторопев, с недоверием переспросил ее любящий супруг. – Такого грандиозного зрелища я никогда не видел! Это что-то неслыханное! И ты хочешь, чтобы я спал?

– Если оно тебе так нравится, наслаждайся им, но не мешай мне спать, дорогой. Я это видела уже много раз.

«Наслаждение» – не вполне подходящее слово для описания того, что испытывал юный антекерец, наблюдая, как черный песок узкого пляжа, скрипя, ходит ходуном у него под ногами, а бескрайний океан, подобно зеркалу, отражает снопы света, которые испускают раскаленные камни, прорезая ночное небо. Их траектория напоминала широкую арку, один конец которой упирался в далекий кратер, а другой – в ту точку, где они с легким шипением падали в воду, вздымая к небу столбы пара.

Иногда огромные раскаленные глыбы следовали одна за другой, подобно тяжелым снарядам, пытающимся поразить вражеские корабли, а то вдруг появлялись сотни или, может, тысячи мелких огненных шаров, которые каскадом сыпались вниз, весьма успешно соперничая со звездным дождем, какой бывает в летнюю ночь святого Лаврентия[9].

Амансио Арес и Бруно Сёднигусто примчались со всех ног с другого конца пляжа, и они втроем восхищенно наблюдали за чудом, которое совершалось у них на глазах, – вероятно, вот так рождался мир в процессе длившейся миллионы лет яростной схватки огня, земли и воды.

– А что, если остров вдруг пойдет ко дну? – неожиданно спросил галисиец.

– Тогда он перестанет быть островом, дурачина, – тут же отозвался саморец.

– Вечно ты со своими подковырками. Мы подвергаемся опасности, лейтенант?

Тот лишь кивнул головой в сторону Гарсы, которая продолжала спокойно и мерно дышать, невзирая на яркий свет и невыносимый грохот.

– Она считает, что нет, а ведь она понимает в этом больше нас.

– Она что, и правда спит?

– Сном младенца.

Наверное, так оно и было, потому что на следующее утро девушка даже не вспомнила, что на несколько часов ее остров превратился в подобие преисподней. Только заметив густое облако пыли и почувствовав сильный запах серы, который пропитал атмосферу, она как бы между прочим заметила, что «видно, где-то произошло небольшое извержение».

– Небольшое?.. – не выдержав, воскликнул Бруно Сёднигусто. – Значит, если случится большое, оно одним махом забросит нас обратно в Севилью! Святой Боже!

– Я себя чувствовал так, словно сидел на стволе бомбарды, – в свою очередь пожаловался галисиец. – И кусок раскаленного угля упал в каких-то трех метрах от меня.

– Не знаю, чем вы недовольны! – ответила Гарса с самой ласковой и обворожительной из своих улыбок. – Вам посчастливилось стать свидетелями чуда, какого вы никогда прежде не видели, и при этом вы нисколько не пострадали.

– Но ты ведь не станешь отрицать, что это могло быть опасно, – проговорил ее муж, который все еще чувствовал себя не в своей тарелке.

– Опасность – это хорошо… – ответила ему островитянка с обезоруживающей непосредственностью. – Пока подвергаешься опасности, ты жив, так что лучше уж быть живым в опасности, чем мертвым вне опасности.

– Ну, если посмотреть на это так!..

Кто, конечно, ни за что бы с этим не согласился – так это разъяренный и почти доведенный до истерики капитан Кастаньос. Лагерь располагался очень близко от кратера, и в результате первого взрыва, всколыхнувшего округу, замечательный конь капитана насмерть перепугался и понесся вскачь. Он ринулся вниз по такому крутому и опасному склону, что остаться живым было абсолютно не возможно.

Исчезновение Аттилы, на котором капитан любил скакать галопом, чувствуя себя при этом могущественной и намного более значительной персоной, чем окружающие, будь то христиане или «дикари», без сомнения, стало для него страшным ударом. И все же эта потеря не шла ни в какое сравнение с катастрофическими последствиями непредсказуемых толчков, сотрясавших землю на протяжении той долгой роковой ночи.