Гароэ

– Но ведь это измена! – не выдержав, воскликнул прелат.

– Ты думаешь, я этого не понял с самого первого момента? – тут же отозвался генерал. – Но что я мог поделать и кому мне было об этом докладывать, если главный соучастник представлял высшую власть на острове?

– Что и говорить, сложное положение, и должен признать, что ты действовал правильно, когда не пошел на преступление и не стал поднимать мятеж против командира.

– А стоило, поскольку тогда я бы один отвечал за последствия. Как показывает развитие событий, из-за моего малодушия пострадали многие.

– Мы слишком часто склонны преувеличивать свою вину, – заметил монсеньор Касорла; казалось, ему неловко или он смущен темой разговора. – Для порядочного человека не существует более строгого судьи, чем его собственная совесть, и боюсь, что это как раз твой случай.

– Что мы склонны преувеличивать?.. – возмутился собеседник. – Какое уж тут преувеличение, когда это на самом деле многим стоило жизни, среди прочих – моей собственной жене и ребенку, которого мы ждали? Что, по-твоему, может быть хуже?

На этот раз он не получил ответа, поскольку и так было ясно, что ничего не может сравниться с потерей тех, кого любишь.

* * *

Беды точно так же, как грозы, становятся еще тягостнее, когда их предчувствуют, особенно если человек не в силах их избежать. Он страдает, видя, как они надвигаются, страдает, когда они на него обрушиваются, и его страдание растягивается на долгие годы, поскольку он не перестает себя спрашивать о причинах своего бессилия.

На следующий день молодой лейтенант отправился назад, на побережье, в компании Гарсы, Амансио Ареса и Бруно Сёднигусто, хотя и испытывал тягостное чувство, что предает многих людей. А тут еще брат Бернардино де Ансуага до последнего момента умолял «не бросать его одного». Несчастный доминиканец был убежден, что его апостольская миссия обречена на провал с того момента, когда островитяне волей-неволей пришли к выводу, что чужеземцы высадились на их берегах вовсе не с намерением им помочь, а чтобы конфликтовать друг с другом и лишить их самого необходимого: воды.

Объем воды в источнике рядом с лагерем уменьшился наполовину из-за того, что с каждым днем ее требовалось все больше, поскольку постоянно прибывали новые мешки с орхилом.

В то же время капитан Кастаньос одарял лоскутом ткани всякого, кто приносил сосуд с протухшей мочой.

– Если меня когда-нибудь рукоположат в кардиналы, я буду одеваться в зеленое, потому что не желаю без конца принюхиваться к мантии… – неожиданно заявил монсеньор Касорла; его шутливый тон не вязался с ситуацией, и, почувствовав это, он поспешно добавил: – Извини, просто вся эта история с орхилом настолько необычна, что я не перестаю удивляться. Кто мог подумать, что вещество, столь мало где пригодное, станет главной целью высадки военного отряда на самый удаленный из известных островов?

– За всем ведь стоит жадность, дорогой друг. В конце концов, пурпур – всего лишь высшая ступень жадности… – заметил его собеседник; судя по тону, он простил ему неудачный комментарий. – Именно жадность и привела на Канары финикийцев, а несколько веков спустя – норманнов. Подозреваю, что опять-таки жадность, а вовсе не мечты о славе, толкает нас к завоеванию Нового Света, который открыл адмирал Колумб и о существовании которого я даже и не подозревал в бытность мою на Иерро, хотя корабли экспедиции прошли совсем близко от его берегов. На мой взгляд, никто палец о палец не ударит ради того, чтобы приобщить обитателей этих земель к цивилизации и обратить их в христианство, если банкиры не дадут денег на экспедиции; эти всегда чуют, когда есть возможность получить огромную прибыль.

– Творится такое безобразие, и мне тяжело это принять. Снарядить флот стоит огромных денег, и я уверен, что Корона не располагает необходимыми средствами для покрытия расходов столь дерзновенного предприятия. Немногие готовы рисковать жизнью и капиталом ради простого удовольствия – чтобы за океаном дикий человек в перьях научился читать Библию и молился Младенцу Иисусу или Деве Марии.

Несомненно, он был более чем прав, и это мог бы подтвердить брат Бернардино де Ансуага, который не знал, как объяснить туземцам, что Бог, которому поклонялись христиане, не одобряет жестокого и неразумного поведения своих самых ярых приверженцев.

По мнению островитян, главная обязанность богов заключается в защите всего, что было создано, однако они все больше убеждались в том, что, с одной стороны, чужеземцы только и делали, что славили Господа, а с другой – разрушали его творение.

Простейшая логика подсказывала, что никогда не следует доверять тому, кто говорит одно, а делает другое.

11