Гарпагон

В разговоре возникла пауза, которой поспешила воспользоваться тележурналистка Надежда. Едва Введенский освободился, она с решительным видом протиснулась к нему, представилась и попросила разрешение взять флэш-интервью.

Флэш-интервью вышло долгим. Уже и активисты движения «СтопХам», обговорив план завтрашнего рейда по улицам города, разошлись по домам, и одноклассники куда-то исчезли, не попрощавшись, а он всё отвечал в телекамеру на вопросы журналистки. И только когда оператор сказал о проблеме с освещением, Надежда горячо поблагодарила Введенского за интересную беседу и выказала желание встретиться ещё раз дня через три-четыре.

***

Весь вечер и всё утро следующего дня Введенский пытался связаться с посланником Высшего разума. Глубоко и долго дышал; расслаблялся до того, что временами переставал чувствовать своё тело; представлял себе жёлто-оранжевый шар Высшего разума так, словно он висел перед ним на расстоянии вытянутой руки в 3D формате; мысленно с чувством произносил: «Я доверяю Высшему разуму огонь своего сердца и тепло своей души», но каждый раз возникавший в его воображении белый лотос почему-то исчезал, едва он протягивал к нему пальцы.

Бросив взгляд на часы, Введенский вспомнил о том, что сегодня ему – неофиту движения «СтопХам» – предстоит впервые патрулировать улицы города, и принялся торопливо одеваться.

Пообещав матери – худой, почти тощей женщине с хмурым лицом – возвратиться домой не слишком поздно – до того, как стемнеет, оделся и, застёгивая на ходу пуговицы зимнего пальто, вышел на улицу.

День был замечательный. Под ногами весело поскрипывал снег, на золотых куполах церкви, мимо которой проходил Введенский, искрило по-летнему яркое солнце, на заиндевелой аллее дурачилась шумная стайка подгулявших свиристелей.

Введенский остановился. Его внимание привлёк стоявший под рябиной по колени в снегу тщедушный старичок с всклоченной бородкой. Громко смеясь, он размахивал руками так, словно хотел взлететь к птицам на ветку, и во всё горло подпевал им тоненьким голоском:

– Сви-ри-ри-ри-ри! Сви-ри-ри-ри-ри!

На нём было изношенное пальто, под пальто – галстук на голой шее; на ногах – непонятного покроя мятые брюки, на непокрытой голове вместо шапки – осыпавшийся с деревьев иней.

«Как он так ходит? – мысленно ахнул Введенский. – Ни тебе шапки, ни тёплой одежды. Кошмар!»

Свиристели черной тучкой взмыли в воздух, сделали круг и снова облепили рябину, под которой прыгал старичок.

– Сви-ри-ри-ри-ри! – пуще прежнего залился тот. – Сви-ри-ри-ри-ри!

Увидев Введенского, старичок на несколько секунд замер. Потом с решительным видом вылез на дорожку и короткими быстрыми шагами направился к нему.

Введенский испугался.

«Ещё чего доброго привяжется?»

Поправив шапку, он развернулся и нарочито медленно – так, чтобы его уход не казался побегом, направился в сторону автобусной остановки.

Старичок скоро догнал его. Заглянул в лицо и похвалил: «Хороший дядечка». Оббежал со спины, заглянул в лицо с другой стороны и добавил: «Добрый дядечка… Дай копеечку! Я на неё свечку куплю и за тебя в церковке помолюсь… Тебя как звать? Меня Андрейка».

Введенский остановился. Назвав своё имя, вынул из кармана несколько монет, вложил их в тёплую ладонь старичка и, приняв предельно озабоченный вид, направился дальше.

Андрейка пересчитал деньги и снова бросился за ним. Догнал и, заглянув в лицо, спросил: чего ж это он, добрый и по всему видно: крещёный дядечка, в церковку не ходит.

– С Богом не будешь общаться, он тебя оставит. И смотри тогда. Плохо придется.

– Это да, – согласился Введенский. – Одному всегда плохо.

– Вот! – обрадовался такому ответу Андрейка. – Поэтому приходи – мы с тобой вместе помолимся: и Спасителю нашему Иисусу Христу, и Пречистой Богородице. А коли захвораешь, так у великомученика Пантелеимона здоровья тебе вымолим. Ты, главное, приходи, дядечка, не ленись!

Введенский пообещал прийти. Хотел спросить: когда это лучше сделать, в воскресение или в какой другой день недели, но тут Андрейка, увидев вышедшую из церкви женщину с заплаканным лицом, махнул на него рукой – дескать, не до тебя – и умчался от него короткими быстрыми шагами.

Среди нарушителей правил парковки, автохамов было немного. Стоило Феде Пранку и Саше Смайлику, за которым обычно следовали Асисяй и Шрек с включенными видеокамерами подойти к нарушителю и, извинившись, попросить убрать автомобиль с тротуара, как тот либо сразу уезжал, либо сначала объяснял: почему не может не припарковаться в неположенном месте, и уезжал только после угрозы наклеить на лобовое стекло стикер с надписью без запятых: «Мне плевать на всех паркуюсь где хочу».

Введенскому всё это очень нравилось. Он чувствовал, что делает необыкновенно важную для города работу, которая к тому же никак не оплачивается. И то, что эта важная работа никак не оплачивается, преисполняло его уважением к себе и к делу, которое поручило ему общество, в котором он жил.