Гарпагон

Арина ахнула. Пошатнувшись, закрыла глаза ладонями и опустилась на тротуар.

Стало тихо. Первой, нарушая тишину, заплакала Оля. За Олей громко, по-бабьи, завыла Арина, за Ариной – заголосила блондинка в кожаной дублёнке:

– Полиция! Вызовите кто-нибудь полицию!

– Дура! – простонала Арина. – Папу зови.

Блондинка на секунду задумалась.

– Ага… Ну да, правильно, папу. А потом полицию!

В комнате с зарешеченным окном было сумрачно. Солнечный луч – холодный, безжизненно тусклый, расплылся по подоконнику и, медленно спустившись на пол, остановился в полуметре от письменного стола, за которым сидел капитан МВД – двадцатишестилетний парень с красными от хронического недосыпа глазами.

Отпустив сопровождавшего Введенского сержанта, капитан вынул из папки лист бумаги, просмотрел текст и медленно отложил в сторону. Потом, что-то вспомнив, снова взял в руки и, не отрывая от него пристального взгляда, буркнул:

– Присаживайся.

Введенский сел на стул, стоявший напротив капитана. Опустил голову и протяжно вздохнул.

Не успел он подумать о том, что скажет в своё оправдание, когда капитан спросит: за что он – такой-сякой – избил девушку, как перед его глазами промелькнула чёрная пропасть, за ней – наполненный густым желеобразным веществом жёлто-оранжевый шар, за шаром – белый лотос и густой раскидистый дуб.

Введенский протёр глаза – капитан по-прежнему сидел, не отрывая взгляда от листа бумаги. Закрыл и увидел Пророка. Тот стоял, опираясь на посох, под деревом у грубо сколоченной скамьи и строго глядел ему в лицо.

– Как я рад вас видеть, – мысленно обратился к нему Введенский.

Пророк молчал.

– Я вчера… да и сегодня тоже… пытался встретиться с вами, но у меня почему-то не получилось… Опыта, видимо, не хватило.

Пророк молчал.

– Я чего вас искал-то. Со мной тут произошла дурацкая история… Хотел защитить Олю – это моя подружка, и – так получилось – случайно задел обидевшую её девушку.

Пророк продолжал молчать.

– Вы только, пожалуйста, не думайте, я женщин не обижаю. Я даже наоборот, уважаю их, люблю, ценю и всё такое, а тут…

Не зная, что ещё добавить к уже сказанному, Введенский развёл руками – дескать, такие вот у меня дела – и рассеяно посмотрел по сторонам.

Всё здесь выглядело так, как раньше – бесцветная равнина простиралась от горизонта до горизонта; холодное безоблачное небо, будто нарисованное лазурью на куполе храма, нависало над бескрайней равниной; старый раскидистый дуб всё так же устремлялся пожелтевшими ветвями ввысь. И только ощущения причастности к этому миру человека, воображением которого он был создан, полностью отсутствовало. И может быть именно поэтому Введенский почувствовал себя здесь чужим.

Он перевел взгляд на Пророка и спросил, уже догадываясь, каким будет ответ:

– Вы ведь поможете мне выпутаться из этой истории? Да?

Пророк нехотя, так, словно это стоило ему немалых усилий, разомкнул губы.

– Нет.

– Почему?

– Потому что ты подвёл нас.

– Что значит, подвёл? Я не понимаю.

– Это значит: ты ступил на путь, который у вас, у русских, зовется кривой дорожкой. Он, конечно, тоже может привести к власти и к славе, но это не та власть и совсем не та слава, ради которой стоило бы тратить на тебя время.

– И что теперь? – прошептал Введенский. – Вы меня бросите, да?

Пророк поморщился. Сказал, что выбор человека – это прежде всего выбор первого шага, и оступиться на первом шаге – дать властям унизить себя – значит, изменить направление пути.

– Да, я, конечно, понимаю! – продолжил он, от слова к слову повышая голос. – Тому, кто собирается стать великим, многое дозволено. Он может и должен в решающие моменты истории быть выше законов и традиций, он может и должен ради достижения поставленной цели быть неправым и несправедливым, но при этом его репутация в глазах учеников и адептов всегда должна оставаться безупречной! Тебе это понятно?

Введенский опустил голову.

– Так почему ты не понимал этого тогда, когда у всех на виду избивал дочь правителя города? Ты о чём думал?

Введенский опустил голову ещё ниже.

– Поэтому я говорю тебе: ты выбрал не тот путь, и мы выбрали не того, кто мог бы его найти. И нам от этого гораздо хуже, чем тебе… Так что, извини – отныне я тебе не помощник.

Испугавшись того, что сразу после извинения Пророк исчезнет так, как исчезал каждый раз, когда считал разговор законченным, Введенский воскликнул:

– Не уходите! Посоветуйте хотя бы: что мне делать?

– Ничего… Терпеть и ждать.

– Терпеть и ждать? Это всё?

Как бы сверяясь с тем, что ему и так доподлинно известно, Пророк нетерпеливо посмотрел куда-то поверх головы Введенского. Сощурил веки и после небольшой паузы сказал, что да, как он и думал, его, Введенского, если ничего не случится, осудят сроком на три года.

– Как на три?

Введенский хотел крикнуть, что он не виноват – виноваты те, кто толкнули его в спину, что он исправится – обязательно найдёт единственно правильный путь, ведущий к славе… но тут холодное безоблачное небо стремительным вихрем обрушилось на бескрайнюю равнину, скрутило в глубокую воронку и затянуло внутрь чёрной пропасти, испещрённой светом бесчисленных звёзд.