Гарпии визжат

— Без беседы вряд ли чего добьёшься, — с грустной уверенностью сообщила Кэнэкта, — хотя и беседа, скорее всего, мало чего даст: демоны в подобных случаях врут напропалую.

— Но разве и так непонятно, — фыркнула Марципарина, — что камень «Глаз Ашогеорна» — это лишь повод?

В ответе Кэнэкты послышались нотки иронии:

— Это-то понятно. Труднее догадаться, для чего именно нужен такой повод. Уж не знаешь ли ты, дорогая, лучше самого демона, какие такие козни он замыслил?

Марципарина Бианка знала, но что-то мешало произнести вслух. Опять дурацкая гордость?

— Ну вот видишь, — сделала Кэнэкта свой вывод из её молчания, — без Эйуоя никак не обойтись. Он демона разговорит и поймает в логическую ловушку, чтобы расспросить о главном. А повезёт, — она натянуто улыбнулась, — так сумеет даже изгнать.

Значит, не изгонит. Значит, «сумеет изгнать», только если повезёт. Лулу от ободряющих слов разведчицы стало ещё грустнее.

Бларп не изгонит. И, вернее всего, не поймёт. А логические ловушки — как бы самого ловца не поймали, когда он ради поиска истины соберётся поверить демону.

А Кэнэкта… Неужели она сама верит собственным словам, будто демон посланника Чичеро «смутил на кражу»?

Марципарина-то давно почувствовала, в чём дело. Да, демон бедного Чичеро, разумеется, «смутил». Но не на кражу, каковая, кстати, так и не состоялась. А что состоялось, именно на то демон и «смутил». То есть, на заточение в сундуке и в Карантинной башне. То есть, на то, чтобы Чичеро больше никогда не встретить Лулу Марципарину Бианку. То есть, на несчастную судьбу их отношений.

Ведь очевидный же ответ, не правда ли? Для Бианки он более всех очевиден, потому что (надо ли скрывать?) это ею спланирована та счастливейшая судьба, которая усилиями демона теперь перечёркнута. Кто, как не она, положив на Чичеро глаз ещё в Цанце, провела его через церемонию обручения, через фривольность романтических свиданий в замке Окс, через путь освобождения из коварных пут великана Плюста. Провела бы и дальше — к героическому поиску и успешной находке в Ярале пленницы белого дракона — но увы: на запланированном перекрёстке судеб Чичеро и Лулу поджидал зловредный демон.

Или нет, демон давно сидел в Чичеро, но на том перекрёстке не смог больше таиться. Демон явился, демон хитро нашептал, демон привёл в движение ту бездушную куклу, в которую превращался Чичеро, стоило ему хоть на миг скрыться от любящего взгляда. Демон сделал своё дело, и даже трое живых карликов незадачливому посланнику Смерти не помогли.

Итак, Марципарине всё ясно. Да любой женщине должно быть ясно, ведь судьбы, отношения, судьба отношений — всё это извечные женские темы. И лишь одно ей не ясно: что здесь вообще можно не уяснить? И настолько, чтобы ожидать каких-то озарений от диалога с демоном.

Почему не понимает Эрнестина Кэнэкта? Должна бы давно и сама сориентироваться, и подчинённых своих направить. Она ведь тоже женщина, и очень по-женски сильна. Ведь женщина же?

Да, женщина, но, как говорят мертвецы города Цанц, она «из другой партии». Марципарина — женщина из партии Чичеро. А вот Кэнэкта — та женщина из партии Дулдокравна. Вроде, и дружат, и многое пережили вместе, но главные переплетения судеб каждая видит по-своему.

Демон, который ловко расстроил судьбу Чичеро, кто он с точки зрения партии Дулдокравна? Да освободитель, вот кто!

* * *

Кажется, Бларп Эйуой явился к ожидаемому всеми сроку, но Марципарина всё равно успела известись, так как ждала его раньше. Кому, как не ей, стоило переживать за Чичеро намного сильнее всех?

Правда, когда будущий расколдовщик и спаситель её любимого прилетел, Бианка запретила себе близко подходить к запечатанному хранилищу останков Чичеро в Карантинной башне. Ведь и у неё есть гордость! Пусть человек-сундук не надеется встретить её сразу же по исцелении! Пусть сам придёт к ней, собственными ногами! Ну, на худой конец — ногами карлика Дулдокравна.

Лулу находилась у себя в гостевом флигеле, откуда на Карантинную башню даже окна не выходят. И всё же всё внимание её было там, около сундука. Если чего-то не видишь, всегда можно вообразить.

О ком первом вспомнит Чичеро, когда Бларп ухитрится его выручить и поставить на ноги? Хотелось ручаться, что о Лулу. Спросит, быть может, и о всяком другом, но подумает… О ком же ещё, как не о ней, этому горемыке-рыцарю осталось думать?

Вечерком того же дня Бианку в её гостевом флигеле навестил Бларп Эйуой. Он специально пришёл, чтобы рассказать ей о Чичеро. Причём оказалось, что почти всё невидимое — то, что Марципарина столь живо навоображала, так и не обрело зримых форм.

Начать с того, что Бларп её любимого так и не исцелил. И оставил в сундуке. Словно бы только затем, чтобы оправдать кличку «человек-сундук», которую метко придумали яральские зубоскалы.