Гарпии визжат

Сколько стыда изведала Лулу просто потому, что её избранник не соизволил к ней зайти… Хорошо, хоть с присланной от разведки женщиной, которая прежде убиралась во флигеле, Марципарина разругалась чуть раньше и прогнала ещё задолго до той постыдной на всю Вселенную ночи, когда Хафиз к ней явился, а Чичеро не дошёл.

Да, без прислуги во флигеле вскоре стало не так уютно, но зато не надо терпеть её хитрых улыбочек. Да и Хафиз — хоть на что-то же он годен — с уборкой худо-бедно справляется, а ночью зато спокойно спит.

Хафиз-то спит, а вот Лулу поднимается и бродит, не в силах успокоиться от передуманных за день мыслей. Иной раз в задумчивости выходит из дому и…

Тут уж главное в задумчивости не промахнуться мимо верной тропы. А мудрено ли?

Гостевой флигель — он ведь расположен так, чтобы при взгляде из окон дух захватывало. Ибо красиво, но к тому же и высоко. «Изящный домик над пропастью», как выразился Хафиз. И он прав, что изящный. И прав, что над пропастью. Пропасть всегда здесь, совсем рядом. Правда, Бианка к ней привыкла и почти не замечает. Иной раз оказывается совсем близко. Сказывается драконья родовая привычка к высоте, а человеческая осторожность не всегда успевает вовремя.

Непросто жить драконам в бескрылом человеческом образе. Опасно увлечься будоражащими душу мыслями. Понадеешься на крылья — а их-то и нет… Ищи потом опору в долгом полёте вниз с Белой горы.

Кто-то с нежной деликатностью тронул Марципарину за локоть.

Чичеро?

Ах, это Хафиз. Что ему надо?

— Госпожа, — поклонился уземфский наложник, — простите, что отвлекаю вас от важных мыслей, но пропасть уже в пяти шагах.

— Ты намекаешь?..

— Я ни на что не намекаю, — с естественно разыгранным смущением произнёс Хафиз, — просто встревожился.

Вот-вот, а кое-кто за неё совсем не тревожится. Хоть ты со скалы кидайся, хоть в омут вниз головой.

Не права ли она, что готовит Чичеро неласковый приём?

Ещё бы не права, мстительно высказалась Марципарина.

Лулу воздержалась от суждения: по большому счёту, она не знала.

А Бианка возразила. Пробормотала вслух, даже Хафиза совсем не стесняясь:

— Нет, не права! Во-первых, неласково всё равно не получится… — Ага! Стоит Чичеро вернуться, и она тотчас растает, всё забудет и простит. — Во-вторых, сама же и пострадаешь… — Точно! Обвинить себя же в неласковости — то ещё обвинение. Ты об отмщении только подумала, а неосторожная мысль твоя уже взывает о наказании за несправедливость в адрес любимого. — В-третьих, здесь рядом подходящая пропасть… — ну да, чтобы броситься туда чистого самонаказания ради…

— Простите, госпожа, вы сказали «подходящая пропасть»? — напрягся Хафиз. — А для чего подходящая? — в тёмных глазах плескался едва различимый страх, который и поднял его ни свет ни заря, заставил выглянуть наружу, направил вслед за нею к обрывистой тропе.

— Разве я тебе это сказала?

— Простите, я подумал… — ишь, подумал он.

И чего он перебивает, когда не спрашивали? Распоясался наложник, не хочет знать своего места — на приступке у мягкой уземфской постели. А здесь, в эрале — у швабры. Только у швабры.

— Госпожа, простите, не вернуться ли нам с вами к дому?

Лулу хотела одёрнуть наглеца, но вместо этого позволила ему себя увести от обрыва подальше.

В самом-то деле, чего это она? Ведь она же дождётся Чичеро, обязательно дождётся! И встретит, как подобает будущей жене и родительнице его детей. Без упрёков, с одними понимающими объятьями.

Да, всё так и будет. Бианка дождётся суженого, встретит его правильно, а пропасть… Пропасть останется ни с чем.

— Я думаю так, — произнесла Марципарина, приглашая и Хафиза в свидетели своих мыслей, — если ради приёма у Драеладра Чичеро сложится… — она помедлила, — то, может, его снова не разберут? Может, в сундук не отправят? Может, я ещё увижу его в Ярале?

Хафиз с терпеливой готовностью согласился. Конечно, зачем разбирать хорошо собранного человека? Зачем засовывать в сундук, если он не разобран? А если Чичеро будет не в сундуке, то почему бы его Лулу не встретить в Ярале?

Голос уземфца звучал успокоительно. Впору поверить в счастливую судьбу. И Марципарина в очередной раз поверила, чтобы затем опять разочароваться.

* * *

Чичеро вернулся в Ярал только после смерти самого Драеладра — в тот суровый период тревоги и неуверенности, когда люди и драконы почувствовали себя намного уязвимее, чем когда-либо. И вернулся — опять-таки, в сундуке, отдельно ог Дулдокравна. То есть, снова не к ней.

Хафиз в последующие дни ещё трижды ловил её у обрыва под гостевым флигелем — до тех пор, как Эрнестина Кэнэкта (видимо, тем же Хафизом и всполошённая) не перевела Лулу Марципарину Бианку в центральное здание дворца Драеладра.

— А за что мне такая честь? — искренне не поняла Лулу.

— За рождение наследника, — пояснила Кэнэкта таким тоном, будто говорила о некоем не то решённом, не то свершившемся событии.

— Я ведь не родила…

— Родишь. Было предсказание.

Снова лучшая подруга изъясняется глупыми загадками!

Наследника — чьего?