Гарпии визжат

«Желаю наводнить нашу варварскую землю стихами, созданными по последней кранглийской моде» — вот как эту миссию определяла она сама. Но поговаривали, что стихи — лишь прикрытие для подлинной миссии: служить глазами и ушами западной некрократии при уземфском дворе.

Оксоляна думала: привирали, но сейчас…

Зачем поэтесса прибыла из Уземфа к Ангелоликой? Небось, собрала какой-то материал на Оксоляну. Ой, царевна, к жестокому своему стыду, знает, что это за материал.

После такой компрометации она вряд ли останется главой септимы. И, конечно же, это её не возьмут в состав гексы.

Да, так и есть.

— Лайл прошла через опыт наших боевых септим десяток лет назад, вскоре после основания храма, — доверительно сообщила Ангелоликая, — сейчас она наш главный представитель в царстве Уземф. И, разумеется, к ней стекаются все сведения о значимых событиях в этой земле…

Например, о разорении дворца в оазисе Гур-Гулуз, мысленно подсказала Оксоляна.

— …например, о разорении вашего дворца, — закончила Мад.

Ещё бы, мёртвое сердце царевны провалилось ещё глубже, уж наверное, вскрылись любопытные подробности…

— Вскрылись любопытные подробности нападения, — подтвердила Лайл, — установлены его подлинные причины… — а сама так ласково поглядела на царевну, что стало ясно: пора перехватывать инициативу.

— Да, конечно, — кланяясь, перебила Оксоляна, — простите, Ангелоликая, что я вам сразу не сообщила о некоторых известных мне подробностях. По правде говоря, мне казалось, что они не слишком важны…

Ну, вот тут Оксоляне и пришлось выложить начистоту всё, что доселе столь успешно скрывала о своих уземфских шалостях. От чтения мыслей — скрыла, но ведь никак не скроешь от множества шпионов на местах. Не зря её заранее предупреждал банкир Карамуф.

Лимонно-жёлтые бальзамы приливали к щекам, когда Оксоляна повествовала о своих «милых забавах» в Гур-Гулузе.

Увы, она, как и многие из мертечих, одержима пагубными и предосудительными половыми страстями к… извините, живым телам. Она осознаёт весь стыд и срам своего порока, но не может ничего поделать: просто очень хочется. Желание нарастает где-то внизу живота, она, сколько может, сопротивляется, но иной раз, находясь в особо изнеженном состоянии — она просто не может сопротивляться властной звериной силе, и тогда, не отдавая себе отчёта в последствиях своих деяний…

— Всё это очень интересно, но, пожалуйста, покороче, — попросила Ангелоликая.

— В общем, я там, в Гур-Гулузе спала с живыми наложниками, — выдохнула Оксоляна, покрываясь лимонными пятнами.

— И что? — усмехнулась Ангелоликая Мад. — Многие спят с живыми. Нас подобным не удивишь, не правда ли, красотка Лайл? — та прыснула.

— Но, дело в том, что всех тех наложников, с которыми сплю, я немножко э… убиваю, — идиотским извиняющимся тоном произнесла Оксоляна, а на лбу у неё выступила испарина.

— Убиваешь? Что ж, с кем не бывает… — широко улыбнулась Мад, а старшая сертра по септиме Лайл в точности скопировала её улыбку.

— Я… понимаю, что в эти моменты веду себя недостойно мертвеца, — царевну бросило в озноб, но не останавливаться же на середине признания, — просто, когда начинаю, то не могу остановиться. В начале надеешься утолить страсть малой кровью, и это почти удаётся, но нет, всё-таки нет, и вот тогда, чтобы достичь окончательного удовлетворения (вы понимаете?) поневоле приходится раздирать живые тела заготовленными крюками, выпускать наложникам кишки, после чего, глядя в стекленеющие глаза, наматывать, наматывать, наматывать… Ну, как-то так, — тяжело дыша, остановилась она.

— Очень страстно получилось, вы не находите, Ангелоликая? — потешаясь над оксоляниным сбившимся дыханием, вымолвила Лайл.

— Это всё, что хотелось добавить? — с добротой во взоре спросила Мад.

— Почти, — выдавила из себя Оксоляна. — Осталось только заметить, что при таком способе наслаждений в спальне скапливается много трупов наложников. От них идут запахи, раздражающие живую прислугу. Мухи собираются, облепляют тела. Надо их куда-то выносить, чтобы не дразнить непосвящённых, ведь правда?

— Правда-правда, — теряя интерес, проворчала Мад.

— И вот ради этой надобности мои люди прорыли секретный подземный ход. Всё бы ничего, но по невежеству — наткнулись на святилище картау. Думали, оно заброшенное, а оказалось иначе. В общем, трупы моих наложников под их святилищем привлекли нежелательное внимание. Картау осерчали, напали на мой дворец в Гур-Гулузе… И потому я здесь.

Наступила пауза. Мад и Лайл переглянулись, потом поэтесса кивнула в знак подтверждения сказанного царевной.

— Что ж, твой поступок и впрямь предосудителен, — нахмурилась Мад, и для участниц наших боевых септим неприемлем. Знаешь, почему?

— Да, — с готовностью воскликнула Оксоляна, — я унизила и опорочила половой связью с живыми недостойными объектами светлый облик введённого в посмертие высшего существа…

— Немедленно брось эти бредни! Сказано же: твои шалости с наложниками никого, кроме тебя самой, не волнуют. А вот следы… — глаза Мад округлились, а зрачки уподобились колючим иглам… — следы надо вовремя заметать!

* * *