Гарпун дьявола

– У Роберта двое товарищей, Готтфрид и Отто, после войны они открывают небольшую автомастерскую. Роберт знакомится с Патрицией, они влюбляются, Роберт знакомит Пат с друзьями, вчетвером они идут гулять в луна-парк. Про верную дружбу.

– Хорошая история, – повторил я слова Джуди.

– Похоже, тебя разочаровали гораздо сильнее, – сказал Адам.

– Это ясно как день! Дело в Стэнли. Чёртов Стэнли!

– Любовь слепа и нас лишает глаз[35]… – пропел Адам, ухмыляясь бумаге.

– Dùn do chab[36].

Какое-то время мы молчали.

– Она ждала Стэнли. Ждала, чтобы утешить бедняжку! Подумать только! – бурчал я.

– А в итоге пришлось утешать тебя.

– Смейся. Но ты не видел её смущения. В голове не укладывается, – сказал я. – У них должна была быть тайная свадьба.

– А с чего ты взял, что она ждала Стэнли?

Я облизал пересохшие губы.

– И именно тогда, когда ушёл Рассел, – сказал Адам. – Пораскинь мозгами, Макс. Джуди и Стэнли могут увидеться где и когда угодно. Это не тайна.

– Ну как же не тайна? – глядел я чёртом. – Они же тайно встречались, чтобы обсудить свадьбу! Они скрывали это!

Адам молчал.

Я сменил выражение лица на привычное безразличное, хотя понимал, что меня видно насквозь. Для убедительности образа я достал сигареты и неспешно закурил. Я попытался вспомнить, когда Адам начал умнеть. Когда надел очки в средней школе? Нет, это случилось раньше, я уверен. До знакомства со мной.

Как-то в ночь незадолго до Рождества 1940-го дед с Кампионом уезжали в Леруик, где, как мне сообщили, находился некий военный штаб. Позже я узнал, что там расположилась Секретная служба разведки. Мама моя уже полгода работала неоплачиваемой медсестрой в Отряде добровольной помощи на юге Англии. Меня оставили на Стэнли и Джозефа, и помню, какая обида во мне разгорелась из-за того, что дед не взял меня с собой. Попасть в настоящий военный штаб было пределом мечтаний любого шкета.

Я не спал тогда до самого рассвета, ждал, когда вернутся с вестями дед с Кампионом, а когда они наконец прибыли, я был удивлён, увидев с ними четырёх неизвестных детей. Троих пацанов и одну девчонку. Никто из них не понимал английского, кроме одного белобрысого. Он тогда не носил очки и казался мне самым белым мальчиком на свете. Он был бледен как мел.

Дед рассказал, что этой ночью совершил свой первый рейс по воде «Шетландский автобус». Это были несколько рыбацких судов, под покровом ночи сумевшие вывести из оккупированной Норвегии горстку детей, которые «теперь поживут с нами». В десятилетнем возрасте фраза «поживут с нами» воспринимается не так ясно, как понимали её взрослые.

Норвежские дети освоились быстро, им нравилось в гостях, но я никогда ни с кем легко не сходился. В вечер перед Рождеством дед счёл нужным рассказать мне подробнее о белобрысом мальце. К тому моменту я уже заметил, что этому парню было некомфортно среди других наших с ним сверстников. Я ощущал нечто схожее, потому внимательно выслушал деда.

Я узнал, что Адам родом из крохотного поселения со странным названием Телеваг[37]. За двадцать один день до его десятилетия в Норвегию вторглась нацистская Германия. Дед говорил, норвежцы в подавляющем большинстве выступали против гитлеровских оккупантов, и отец Адама, Эйрик Карлсен, был не исключением. Он активно участвовал в движении Сопротивления и в организации антинацистской демонстрации, но однажды один из его друзей был завербован в местные коллаборационисты, после чего Эйрика и его жену, Нину, арестовали.

Когда дед кончил рассказ, я надел куртку, натянул шапку и вышел к морю. В пятидесяти ярдах от нашего дома была беспроглядная тьма, но я всё-таки различил стоящего во мраке Адама. Он глядел на воду, хотя видеть там было нечего. Я ступал по снегу, и мои шаги отзывались скрипом. Адам повернул ко мне голову. Я почти его не видел, но я продолжал думать о том, что он был таким же белым, как снег под ногами.

Я сказал, что сожалею о его родителях. Адам отвернулся, а через минуту сказал, что с его родителями всё в порядке и чтобы я не переживал.

Насколько же глупым может быть человек! Это я про себя. Стыдно вспоминать то, что я тогда ответил Адаму.

Я сказал:

– Их ведь уже расстреляли. За неподчинение.

Всё произошло за считаные секунды: Адам со всей силой кинулся на меня и повалил на колючий сугроб. Он загребал руками снег и пытался запихнуть его в мой рот. Он был совершенно прав. А я был настолько глуп и безрассуден, что спихнул его с себя и принялся мутузить в ответ. Мы колотили друг друга минут десять, пока совсем не окоченели. У обоих был снег за шиворотом, в носу, в ушах и глазах. Физиономии наши горели от мёрзлого ветра. У нас промокли ноги, и ещё у меня заболел живот. Мы отдышались, и я сказал:

– Извини меня. Я больше так не буду говорить.

Я был уверен, что Адам меня не простит. По чести говоря, я до сих пор не верю, что Адам меня простил. Но в тот вечер он ответил:

– Тебе придётся этого не говорить. Ведь я здесь пробуду долго.