Гарпун дьявола

Я сейчас это вспоминаю и не могу понять: Адам уже тогда был таким смышлёным, предрекая долгую войну, или же он просто хотел меня уколоть, намекая, что собирается ещё долго мне здесь надоедать?

Это было первое Рождество без отца и первое, которое я встретил с Адамом. Я не кривлю душой, когда думаю, что Адам стал моим подарком на Рождество. После той несерьёзной драки мы сдружились и росли как братья. Не сказать, что я стал намного умнее с тех пор, но когда я теперь хочу сказать что-то колкое Адаму, я говорю по-гэльски. Это единственное, что доступно мне и пока недоступно Адаму.

Я затягивался и выпускал дым через ноздри, когда голос Адама вернул меня из воспоминаний обратно на террасу:

– Если я и верю во что-то – например, что Джуди не столь безрассудна, чтобы ожидать, когда дом освободится для утешительных совокуплений, – то думаю, Джуди сама пришла бы, чтобы поддержать Стэнли.

– Короче, она просто не хотела меня видеть.

– Или думала, что это стучится портниха.

Я поморщил лоб и признал, что это уже другой коленкор. Джуди могло расстроить не моё появление, а то, что вдруг платье ей больше не понадобится.

– Как говорила моя тётка из Бергена, когда женщина ждёт подвенечное платье, она проклянёт каждого, кто постучит в её дверь, если это окажется не портниха, – сказал Адам.

Я почувствовал некоторое облегчение и представил Джуди в свадебном платье, но вскоре прогнал эти мысли, снова затянулся и произнёс:

– Мэгги говорит, в нервозности мужа всегда виновата жена. Как я вижу, Джон просто разлюбил Ровену. Думаю, у него есть кто-то в городе. Симпатичная пациенточка с длинными ножками и вечно шумящим сердцем, которое необходимо по совести прослушать. Не могу его винить. Иначе не понимаю такой агрессии со стороны Ровены.

– Может, её просто каждый раз видят в неподходящий момент.

– Так часто? – я скинул пепел в щель между досок в полу веранды.

– Ей может банально не везти.

Мне представлялось, что не везёт как раз тем, кто её встречает, но промолчал. Сказал лишь:

– Но зачем, к примеру, было поносить яблоню Расселов? Зачем Ровена пришла просить кислых яблок?

На этот раз Адам ухмыльнулся.

– Макс, а ты не замечал, как мало деревьев на островах?

– Разве?

– Чудо, что в саду Расселов зацвела и плодоносит яблоня. Думаю, она единственная во всей деревне, если не на целом острове.

– И это важно?

– О, безусловно. Во всяком случае, для Ровены. Ведь эта яблоня не у неё в саду.

Мой друг никогда не считался со мной, когда высказывал своё единственно правильное мнение. Я говорил, что всегда списывал у него решения сложных задач. Это правда. Но если посмотреть с другой стороны, решение своё Адам мне никогда не разъяснял, а только давал списать. Так я поднимался по ступеням школы, год за годом, потому как выдавал хороший результат. Вскорости я понял, как это опасно. Я стал осторожничать и старался не впускать Адама в свои проблемы. Порой его догадливость и врождённый ум могли разрушить нашу дружбу.

От Ровены мы перешли к её мужу.

Я рассуждал:

– Если поверить, что Стэнли спал, то получается, что Джон Макэвой – главный подозреваемый? Только Джону мог принадлежать злосчастный платок. Но какие у него мотивы?

– Мотивов бывает не так много. Убивают ради денег, из мести, из трусости и страха, что раскроется предыдущее преступление. А ещё из-за любви или страсти. – Адам повернулся ко мне и слегка улыбнулся. – Попадает ли Джон Макэвой в одну из этих категорий?

Я поморщил лоб, пытаясь не здраво рассуждать, а угадать, что по этому поводу думает сам Адам.

Деньги. Если верить мисс Гилберт, Джон Макэвой просил дать ему денег в долг, а Кампион ему отказал. Ещё мы знаем, что доктор стал в последнее время странно себя вести. Из чего следует, что – в совсем крайнем случае – он мог украсть деньги. Почему нет? Мы напрасно идеализируем людей, воровство – одно из мелких зол, на него способен каждый.

Я как-то взял деньги без спроса у отца. Война тогда только началась, и с британского острова к нам стали пребывать эвакуированные семьи. У одной была потрясающая коллекция памятных жетонов с изображением скандинавской архитектуры. Их сын втайне продавал эти медяшки местным мальчишкам, а у меня на тот момент не было лишних денег, только то, что причиталось на еду. Как-то раз отец навестил меня и деда перед тем, как был отослан в Северную Африку, вот тогда-то я и залез к нему в карман.

Я погорел на этом деле. Когда несовершеннолетний торговец фамильными драгоценностями попался на горячем, его семья ходила по домам и скупала жетоны обратно. Мне было до того стыдно, что я отдал жетон бесплатно. Я не смог оценить то, что имел, потому что не заработал заплаченных за жетон денег, и не сильно страдал. Лишь по окончании войны с первых своих заработков, когда я устроился укладывать брусчатку на набережной, я отдал долг отцу.

Теперь, когда мои честь и достоинство восстановлены, вернусь к рассуждению по поводу Джона Макэвоя. Откровенно говоря, мне слабо верится в то, что Макэвой – банальный вор. Ещё слабее – что он мог убить из-за долга.