Гарри Поттер и Дары Смерти

На этом закончилась глава, и Гарри оторвал вгляд от книги. Эрмиона дочитала до конца раньше него. Встревоженная выражением лица Гарри, она выхватила книгу у него из рук, и закрыла её не глядя, словно убирая что-то неприличное.

— Гарри…

Но он покачал головой. Какая-то внутренняя уверенность сломалась в нём, точно так же он чувствовал себя после ухода Рона. Он полагался на Дамблдора, считал его воплощением доброты и мудрости. И всё это сгорело дотла. Что ещё ему осталось утратить? Рон, Дамблдор, волшебная палочка с пером феникса…

— Гарри. — Казалось, Эрмиона слышит его мысли. — Послушай меня. Это… это не самое приятное чтение…”

— Ага, можно и так сказать…

— …но не забывай, Гарри, что это писанина Риты Москиты.

— Ты это письмо к Гринделвальду прочитала?

— Да, я… я прочитала. — Она помедлила, с расстроенным видом, сжимая чашку с чаем в холодных руках. — По-моему, это хуже всего. Понимаю, Батильда считала это всё просто разговорами, но это «Ради большего блага» стало девизом Гринделвальда, он оправдывал этим все злодеяния, которые совершил позже. И… из этого письма… похоже, что идею подсказал ему Дамблдор. Говорят, что «Ради Большего Блага» было даже вырезано над входом в Нурменгард.

— Что это — Нурменгард?

— Тюрьма, которую построил Гринделвальд, держать там своих противников. Он сам в ней кончил, когда Дамблдор схватил его. Но всё-таки, это… это ужасно думать, что идеи Дамблдора помогли Гринделвальду подняться к власти. Но с другой стороны, даже Рита не может притворяться, что они знали друг друга дольше, чем несколько летних месяцев, когда они были очень молоды, и…”

— Я думал, что ты так скажешь, — проговорил Гарри. Он не хотел позволить себе выплескивать свой гнев на неё, но спокойный голос давался ему с трудом. — Я думал, что ты скажешь «они были молоды». Им было столько же лет, сколько нам сейчас. И вот здесь мы, рискуем жизнями в борьбе с Тёмными искусствами, а вот там он, тусуется со своим свеженьким лучшим другом, сговаривается, как им установить власть над магглами.

Он больше не мог сдерживать свои чувства, встал и прошёлся, пытаясь остыть.

— Я не пытаюсь защищать, что там Дамблдор написал, — сказала Эрмиона. — Вся эта чушь о «праве властвовать» — то же, что «Магия — сила». Но, Гарри, ведь его мать только что умерла, он остался один-одинёшенек в доме…”

— Один? Он не был один! У него были для компании брат и сестра, его сестра-сквиба, которую он держал взаперти…

— Я не верю в это, — сказала Эрмиона. Она тоже встала. — Что там ни было с той девушкой неладного, я не думаю, что она была сквибой. Дамблдор, каким мы его знали, никогда, никогда бы не позволил…

— Дамблдор, каким мы его считали, что знаем, не хотел покорять магглов силой! — Гарри кричал, его голос разносился над пустынной вершиной холма, и несколько черных дроздов взвились в воздух и с криками закружились под перламутровыми переливами неба.

— Он изменился, Гарри, он изменился! Это ж так ясно! Быть может, он верил во всё это, когда ему было семнадцать, но всю остальную жизнь он посвятил борьбе с Тёмными искусствами! Именно Дамблдор остановил Гринделвальда, именно он всегда поднимал голос в защиту магглов и за права магглорождённых, он с самого начала боролся с Сам-Знаешь-Кем, и умер, пытаясь его повергнуть!

Книга Риты лежала на земле между ними, так что лицо Альбуса Дамблдора печально улыбалось им обоим.

— Гарри, извини, но мне кажется, настоящая причина твоего гнева в том, что Дамблдор никогда сам не рассказывал тебе ничего об этом.

— Может и так! — заорал Гарри, и вцепился пальцами в голову, не зная, пытается ли он сдержать свой гнев, или защититься от груза собственного разочарования. — Смотри, чего он требовал от меня, Эрмиона! Рискуй своей жизнью, Гарри! Снова! И снова! И не жди чтобы я тебе что-то объяснил, просто слепо верь мне, верь, что я знаю, что делаю, доверяй мне даже если я не доверяю тебе! Никогда всей правды! Никогда!

Его голос сорвался от напряжения, и они стояли в белой пустоте, глядя друг на друга, и Гарри чувствовал, что под огромным небом они малы и незначительны как букашки.

— Он любил тебя, — прошептала Эрмиона. — Я знаю, что он любил тебя.

Гарри уронил руки.

— Не знаю, Эрмиона, кого он любил, но точно не меня. Это не любовь — та каша, в которую он меня сунул. С Геллертом Гринделвальдом он делился тем, что он в самом деле думал, в чёртову кучу раз больше чем когда-либо делился со мной.

Гарри подобрал палочку Эрмионы, которую он уронил в снег, и опять уселся у входа в палатку.

— Спасибо за чай. Я докараулю своё до конца. А ты возвращайся в тепло. — Она поколебалась было, но поняла, что Гарри хочет остаться один. Она подобрала книгу и ушла обратно в палатку, но, проходя мимо Гарри, легонько потрепала его по голове. Он зажмурился при её прикосновении, он ненавидел себя за желание, чтобы сказанное ею оказалось правдой, что Дамблдор действительно заботился о нём.

Глава девятнадцатая Серебряная лань