Гарри Поттер и Дары Смерти

— А, где-то недалеко от моего дома, — сказал Рон. — Где точно, не знаю, но когда мама с папой его упоминали, они всегда показывали на холмы. Найти будет не трудно.

Когда Эрмиона вернулась на свою койку, Гарри перешёл на шёпот:

— Ты согласился только затем, чтобы попытаться залезть в список её симпатий?

— В любви и на войне все средства хороши, — радостно заявил Рон, — а тут по кусочку и того, и другого. Взбодрись, это ж Рождественские каникулы, Луна дома!

С продуваемого ветром склона холма, куда они телепортировали на следующее утро, им открылся великолепный вид деревни Оттери Сент-Кэтчпол. С высоты, с которой они смотрели, деревня походила на коллекцию игрушечных домиков под широкими полосами света, протянувшимися к земле в разрывы между облаками. Минуту или две они стояли, глядя в сторону Норы, прикрывая глаза руками от солнца, но всё, что они могли разглядеть, это высокие деревья сада, обеспечивающие защиту маленького кривобокого дома от глаз магглов.

— Странно как-то, быть так близко, и не зайти, — сказал Рон.

— Ну, не похоже, чтобы ты Нору давно не видел. Ты был там на Рождество, — холодно сказала Эрмиона.

— Не был я в Норе! — ответил Рон со смехом, словно сам себе не верил. — Ты что думаешь, я отправился туда и всё им рассказал, как от вас ушёл? Ага, Фред и Джордж этим бы восхитились. И Джинни, она бы точно всё поняла.

— Так где ж ты тогда был? — спросила удивлённая Эрмиона.

— В новом доме Билла и Флёр. В коттедже «Раковина». Билл никогда не был ко мне строгим. Он… он не был рад, когда услышал, что я сделал, но он меня этим не доставал. Он понимал, что мне было по-настоящему жаль. Больше никто из родных не знал, что я там. Билл сказал маме, что они с Флёр не придут на Рождество домой, потому что хотят провести его вдвоём. Понимаете, первый праздник после женитьбы. Я не думаю, что Флёр переживала. Вы знаете, как она ненавидит Селестину Ворбек.

Рон повернулся спиной к Норе.

— Попробуем пойти туда, — сказал он, и пошёл первым через вершину холма.

Они шли час за часом, Гарри, по настоянию Эрмионы, под Плащом-невидимкой. Гряда низких холмов оказалась необитаемой, там был только один домишко, и тот пустой.

— Как вы думаете, это их дом, а они уехали на Рождество? — сказала Эрмиона, вглядываясь сквозь окно с геранями на подоконнике в маленькую опрятную кухню. Рон фыркнул:

— Послушай, у меня такое чувство, что когда ты заглянешь в окошко к Лавгудам, так сразу скажешь, кто там живёт. Попробуем проверим вон те холмы.

И они телепортировали на несколько миль севернее.

— Ага! — заорал Рон сквозь ветер, трепавший их волосы и одежду. Рон указывал вверх, на вершину холма, на склоне которого они очутились; там столбом поднимался в небо дом самого необычного вида, огромный чёрный цилиндр с висящей на нём сзади луной, призрачной на вечернем небе. — Это должен быть дом Луны, кто ещё будет жить в таком? Выглядит, как здоровенная ладья![4]

— Ничего похожего на лодку, — сказала Эрмиона, хмурясь на башню.

— Я говорю о шахматной ладье, — пояснил Рон. — Ну, туре.

У Рона были самые длинные ноги, и он дошёл до вершины холма первым. Когда Гарри и Эрмиона догнали его, задыхаясь и прижимая руки к рёбрам, то увидели, как он ухмыляется.

— Ихний дом, — сказал Рон. — Глядите.

К сломанным воротам были приколочены три рукописные объявления.

Первое гласило:

ЭКИВОКЕР,ИЗДАТЕЛЬ, К.ЛАВГУД

Второе:

СОРВИ СВОЮ ОМЕЛУ

Третье:

ОСТЕРЕГАЙСЯ СЛИВ-САМОЛЁТОВ

Ворота скрипели, когда их открывали. Дорожка к дверям шла зигзагом, и вся заросла самыми диковинными растениями, включая куст, покрытый оранжевыми плодами в форме редиски, которые Луна иногда носила как серьги. Гарри показалось, что он разглядел Ворчливый Арканник, и он постарался обойти сморщенный пень подальше. Две дикие яблони, старые и согнутые ветром, без листвы, но по-прежнему усеянные красными плодами размером с вишню, стояли часовыми по обе стороны входной двери; яблони были все в густых пучках свисающей белой бородой омелы. Маленькая сова со слегка приплюснутой, как у ястреба, головой взирала на них с одной из ветвей.

— Ты бы лучше снял Плащ-невидимку, Гарри, — сказала Эрмиона. — Это тебе мистер Лавгуд хочет помочь, не нам.

Гарри сделал, как она посоветовала, и отдал ей Плащ. Спрятав его в бисерную сумочку, Эрмиона трижды постучала в крепкую чёрную дверь, в которую были густо вколочены железные гвозди с большими шляпками, а дверной молоток был в виде орла.

Через каких-то десять секунд дверь распахнулась, и за ней стоял Ксенофилиус Лавгуд, босиком, и одетый во что-то вроде грязной ночной рубашки. Его длинные волосы, похожие на сладкую вату, были грязные и свалявшиеся. Ксенофилиус на свадьбе Билла и Флёр был против этого настоящим щёголем.

— Что? Что такое? Вы кто? Что вам надо? — заорал он пронзительным недовольным голосом, и посмотрел сперва на Эрмиону, потом на Рона, и наконец на Гарри, и при этом взгляде его рот разинулся в идеальное, комичное «О».

— Здравствуйте, мистер Лавгуд, — сказал Гарри, протягивая руку. — Я Гарри, Гарри Поттер.