Гарри Поттер и Дары Смерти

Ксенофилиус сглотнул особенно громко. Казалось, он собирается с силами. Наконец он заговорил дрожащим голосом, едва различимым за шумом печатного станка: — Луна ушла вниз по ручью, удить пресноводных плимпов. Она… она будет рада вас видеть. Я пойду позову её, и тогда… да, хорошо, я попытаюсь помочь вам.

Он исчез вниз по винтовой лестнице, и было слышно, как открылась и закрылась входная дверь. Все трое переглянулись.

— Трусливая старая бородавка, — сказал Рон. — У Луны в десять раз больше мужества.

— Наверно, он беспокоится, что случится, если Пожиратели Смерти узнают, что я был тут, — сказал Гарри.

— Знаешь, я согласна с Роном, — сказала Эрмиона. — Старый жуткий лицемер, твердит всем, чтобы тебе помогали, а сам пытается от этого свинтить. И ради всего святого, держитесь подальше от этого рога.

Гарри перешёл через комнату к дальнему окну. Ему был виден ручей, тонкая поблёскивающая лента далеко внизу, у подножия холма. Они были очень высоко: птица, трепеща крыльями, пролетела мимо окна, пока Гарри смотрел туда, где, невидимая сейчас за второй грядой холмов, была Нора. Где-то там была Джинни. После свадьбы Билла и Флёр они в первый раз были так близко друг от друга, но ей и в голову не могло прийти, что он сейчас смотрит в её сторону, думает о ней. Гарри рассудил, что должен этому радоваться: каждый, кто с ним связывается, будет в опасности, Ксенофилиус тому пример.

Он отвернулся от окна, и его взгляд упал на ещё один диковинный предмет в этой комнате, стоящий на поцарапанном, кривом шкафу: каменный бюст красивой, но суровой на вид колдуньи в самом невообразимом головном уборе. Что-то вроде двух слуховых рожков изгибались по бокам её головы; пара голубых крылышек, крошечных и блестящих, была приколота к кожаному ремешку, проходящему через макушку, а ко второму ремешку, через лоб, была приделана оранжевая редиска.

— Только посмотрите, — сказал Гарри.

— Впечатляет, — заметил Рон. — И почему он не надел это на свадьбу?

Они услышали, как хлопнула входная дверь, и через мгновение Ксенофилиус взобрался по винтовой лестнице в комнату. Его тощие ноги были теперь засунуты в резиновые сапоги, а сам он держал поднос с разномастными чайными чашками и чайником, из которого шёл пар.

— А, вы заметили моё любимое детище, — сказал он, всучивая поднос в руки Эрмионе и присоединяясь к Гарри, стоящему перед бюстом.

— Собрано на подобающем ему месте, на голове прекрасной Ровены Рэйвенкло. Ум и талант — совершеннейший бриллиант!

Он показал на штуки вроде слуховых рожков:

— Это Быстроломные насосы — выкачивают все источники помехи из того, что окружает мыслителя. Это, — он показал на крылышки, — возвышающий пропеллер, вызывает взлёт духа. Наконец, — показал на оранжевую редиску, — слива-самолёт, повышает способность воспринимать необычайное.

Ксенофилиус перешёл к подносу, который Эрмиона сумела осторожно пристроить на один из заваленных хламом столов.

— Могу я предложить вам настойку Корешков Гурди? — спросил он. — Самодельная. — Разливая напиток, тёмно-пурпурный, словно свекольный сок, он добавил: — Луна ушла за Нижний Мост, она в восторге, что вы тут. Она скоро будет, она наловила Плимпов достаточно нам всем на уху. Присаживайтесь, сахар кладите сами.

— А теперь, — он снял шаткую стопку бумаг с кресла и уселся, скрестив ноги в высоких сапогах, — чем я могу быть вам полезен, мистер Поттер?

— Ну, — сказал Гарри и мельком глянул на Эрмиону, которая энергично ему кивала, — это насчёт эмблемы, которую вы, мистер Лавгуд, носили на шее, на свадьбе Билла и Флёр. Мы гадаем, что она значит.

Ксенофилиус поднял брови:

— Вы имеете в виду знак Даров Смерти?

Глава двадцать первая Повесть о Трёх Братьях

Гарри обернулся, взглянуть на Рона и Эрмиону. Никто из них, похоже, не понял, о чём это говорит Ксенофилиус.

— Дары Смерти?

— Именно так, — сказал Ксенофилиус. — Вы о них не слыхали? Я не удивлён, очень, очень мало волшебников в них верят. Тому подтверждение — тот долбанутый молодой человек на свадьбе вашего брата, — он кивнул Рону, — что налетел на меня за то, что я, дескать, балуюсь с символом широко известного Тёмного мага! Вот такое невежество. Никто, кроме подобных типов от сохи, не сыщет ничего Тёмного в Дарах. Человек надевает это символ, просто чтобы явить себя другим верящим, в надежде, что они помогут ему в его Поиске.

Он размешал несколько больших кусков сахара в настойке Гурди, и немножко отпил.

— Извините, — сказал Гарри, — я по-прежнему ничего не понимаю.

Чтобы быть вежливым, он тоже отпил глоток из своей чашки: жуткий обман! Варево было исключительно мерзкое, словно кто-то растворил Бобы на Любой Вкус, те, которые со вкусом соплей.

— Ну, видите ли, верящие ищут Дары Смерти, — сказал Ксенофилиус, облизывая губы; он явно ценил гурдиевую настойку.

— Но что они такое, Дары Смерти? — спросила Эрмиона.

Ксенофилиус отставил пустую чашку.

— Я полагаю, вам хорошо знакома «Повесть о Трёх Братьях»?