Гарри Поттер и Дары Смерти

Она коротко взглянула на тело Снэйпа и поспешила ко входу в туннель, Рон пошёл за ней. Гарри подобрал Плащ-невидимку, потом посмотрел на Снэйпа. Он не знал, что должен чувствовать, кроме потрясения от того, каким способом Снэйп был убит, и от повода для этого убийства.

Он пробирались назад по туннелю, никто ничего не говорил, и Гарри гадал, звенят ли в головах у Рона и Эрмионы слова Волдеморта, как звенят они в его голове:

Ты предпочёл не сам противостоять мне, а позволить твоим друзьям погибать за тебя. В течение одного часа я жду тебя в Запретном Лесу… Один час…

На лужайке перед замком были разбросаны словно небольшие узлы тряпья. Наверное, оставался час или около этого до рассвета, но было непроглядно темно. Трое друзей поспешили к каменным ступеням. Перед ними лежала, одинокая и забытая, собака размером с кабана. Не было ни следа Гроупа или его противника. Замок был неестественно тих: ни вспышек света, ни грохота, ни стонов, ни криков. На каменных плитах пола в опустевшем вестибюле — пятна крови. По всему полу по-прежнему рассыпаны изумруды, вперемешку с кусками мрамора и щепками. Часть перил лестницы снесена.

— Где все? — прошептала Эрмиона.

Рон первым направился к Большому Залу. Гарри остановился на пороге.

Столы колледжей исчезли, и зал был полон народа. Обитатели замка стояли группами, обнимая друг друга за плечи. На помосте мадам Помфрей с группой помощников занималась ранеными. Среди раненых был Флоренц; он дрожал, его бок был в крови, и он лежал, не в силах стоять.

Посреди Зала лежали в ряд мёртвые. Гарри не мог разглядеть тело Фреда, потому что его окружили его родные. Джордж стоял на коленях у его головы; миссис Висли лежала на груди Фреда, трясясь всем телом. Мистер Висли гладил её по волосам, и по щекам его текли слёзы.

Ни сказав Гарри ни слова, Рон и Эрмиона направились к ним. Гарри видел, как Эрмиона подошла к растрёпанной, с грязным лицом, Джинни и крепко обняла её. Рон присоединился к Биллу, Перси и Флёр; Перси обнял его за плечи. Когда Джинни и Эрмиона перешли ближе к прочим Висли, Гарри открылся вид на тела, лежащие рядом с Фредом. Ремус и Тонкс, бледные, застывшие, умиротворённые, словно спали под тёмным зачарованным потолком.

Большой Зал словно полетел прочь, уменьшился, сжался, когда Гарри отшатнулся от двери. Он не мог дышать. Он был не в силах взглянуть на другие тела, увидеть, кто ещё умер за него. Он был не в силах подойти к Висли, не мог посмотреть им в глаза, потому что, сдайся он по первому требованию, Фред, может быть, не умер бы…

Он повернулся и побежал вверх по мраморной лестнице. Люпин, Тонкс… Как бы он хотел ничего не чувствовать… Если бы он мог вырвать своё сердце, и что там ещё есть, всё, что кричит у него внутри…

Замок был совершенно пуст; похоже, даже призраки присоединились к общему плачу в Большом Зале. Гарри бежал, не останавливаясь, сжимая в руках хрустальную фляжку с последними мыслями Снэйпа, и не сбавлял шага, пока не оказался перед каменной горгульей, стерегущей вход в кабинет директора.

— Пароль?

— Дамблдор! — сказал Гарри, не задумываясь, потому что именно его так жаждал увидеть, и, к его удивлению, горгулья отъехала в сторону, открывая винтовую лестницу.

Но когда Гарри ворвался в круглый кабинет, он обнаружил там перемену. Рамы портретов, висевших по стенам, были пусты. Не осталось ни единого директора или директрисы, кто мог бы его встретить; похоже, все они убежали прочь, пробираясь по замку из картины в картину, чтобы самим видеть, что происходит.

Гарри взглянул с безнадёжностью на пустую раму Дамблдорова портрета, что висела прямо за креслом директора, потом повернулся к ней спиной. Каменный Думоотвод стоял в шкафу, где стоял всегда. Гарри взгромоздил его на стол, и вылил Снэйповы воспоминания в широкую чашу с надписью рунами по краю. Бежать в чужую голову — какое это будет облегчение… Даже Снэйп не мог оставить ему ничего хуже, чем его собственные мысли. Воспоминания закрутились, странные, серебристо-белые, и без колебания, не задумываясь, Гарри сунул в них лицо.

Он упал головой вперёд в солнечный свет, и его ноги нащупали тёплую землю. Когда он выпрямился, то увидел, что стоит на почти совершенно пустой детской площадке. В отдалении небо прочерчивала огромная фабричная труба. Две девочки качались на качелях, и тощий мальчишка следил за ними из-за кустов. Его чёрные волосы были давно не стрижены, а одежду ему словно нарочно подобрали самую неподходящую: джинсы слишком короткие, поношенное пальто слишком большое, такое могло принадлежать взрослому, диковинная, похожая на женскую, рубашка.

Гарри подошёл к мальчику поближе. Снэйпу было на вид лет девять-десять, не больше, он был болезненный, маленький, неловкий. С нескрываемой жадностью на тонком лице он следил, как меньшая из девочек взлетает на качелях, выше, чем её сестра.

— Лили, не делай так! — взвизгнула старшая.