Гарри Поттер и Дары Смерти

Яркие, разноцветные фигуры, одна за одной, начали появляться из ничего на дальнем краю двора. В считанные минуты образовалась целая процессия, и зазмеилась через сад к шатру. Экзотические цветы и зачарованные птицы колыхались на шляпах ведьм, а на галстуках многих волшебников отблёскивали дорогие камни; шум многоголосой болтовни становился громче и громче, перекрывая гудение пчёл, по мере того, как толпа приближалась к шатру.

— Великолепно, вроде я вижу нескольких кузин нашей вилы, — сказал Джордж, вытягивая шею, чтобы было лучше видно. — Им потребуется помощь, чтобы разобраться в наших английских обычаях, я присмотрю за ними…

— Сбавь обороты, Ваше Дырейшество, — сказал Фред, и, пулей миновав двоих средних лет ведьм, возглавлявших процессию, обратился: — Пармете муа мне ассистер вуа, — к парочке симпатичных французских девиц, которые захихикали и разрешили ему проводить их внутрь. Джорджу пришлось иметь дело с ведьмами средних лет, Рон принял на себя заботу о Перкинсе, старом товарище мистера Висли по Министерству, а Гарри досталась старая и почти совсем глухая чета.

— Приветик! — сказал знакомый голос, когда он вышел назад из шатра и обнаружил во главе очереди Тонкс и Люпина. По такому случаю Тонкс обернулась блондинкой. — Артур сказал мне, что ты единственный кучерявый. Прошу прощения за прошлый вечер, — добавила она шёпотом, когда Гарри повёл их по проходу между стульями. — Министерство сейчас — антиоборетневая выставка, и мы подумали, что наше присутствие не добавит тебе ихних симпатий.

— Всё в порядке, я понимаю, — сказал Гарри, обращаясь больше к Люпину, чем к Тонкс. Люпин коротко улыбнулся ему, но когда они отвернулись, Гарри увидел, что лицо Люпина снова превратилось в скорбную маску. Он не понял, почему, но задерживаться на этом у него не было времени. Хагрид внёс свою толику беспорядка. Не поняв указания Джорджа, он уселся не на магически расширенное и укреплённое сиденье, приготовленное для него в заднем ряду, а сразу на пять стульев, которые теперь напоминали кучу золочёных реек.

Пока мистер Висли восстанавливал поломанное, а Хагрид орал извинения каждому, кто соглашался его слушать, Гарри поспешил назад ко входу, где обнаружил Рона лицом к лицу с волшебником самой эксцентричной внешности. Слегка косоглазый, с белыми, до плеч, волосами, похожими на сладкую вату, он носил колпак с кисточкой, болтавшейся у самого его носа, и мантию цвета яичного желтка, такого яркого, что глаза слезились. У него на шее, на цепи, поблёскивал странный символ, вроде треугольного глаза.

— Ксенофилиус Лавгуд, — представился он, протягивая Гарри руку, — мы с дочерью живём прямо за холмом, со стороны славных Висли было так мило пригласить нас. Но я думаю, вы знакомы с моей Луной? — добавил он, обращаясь к Рону.

— Да, — сказал Рон. — Разве она не с вами?

— Она задержалась в этом очаровательном садике, поздороваться с гномами, они там просто кишат! Как мало волшебников понимает, сколь многому могли бы мы научиться у мудрых маленьких гномов, или — если называть их правильным именем, у Гернумбли гардензи.

— Наши знают прорву великолепных бранных выражений, — сказал Рон, — но я думаю, это их Фред с Джорджем научили.

Он повёл в шатёр компанию колдунов, когда примчалась Луна.

— Здорово, Гарри!

— Э… меня зовут Барри, — сказал Гарри смущённо.

— О, ты и это переменил? — радостно спросила Луна.

— Как ты узнала?

— Ой, да просто по выражению, — сказала она.

Подобно отцу, Луна вырядилась в ярко-жёлтую мантию, к которой добавила большой подсолнечник в волосах. Если притерпеться к яркости всего этого, общее впечатление было очень неплохое. В конце концов, редисок на ушах не болталось.

Ксенофилиус, погружённый в разговор с кем-то, с которым только что познакомился, не заметил разговора Луны и Гарри. Попрощавшись с волшебником, он повернулся к дочери, которая подняла палец и сказала: — Смотри, папочка, один гном меня по-настоящему укусил.

— Как прекрасно! Слюна гнома невероятно полезна! — сказал мистер Лавгуд, схватил Луну за растопыренные пальцы и стал внимательно рассматривать кровоточащие точки. — Луна, любовь моя, если ты сегодня почувствуешь, как в тебе прорастает талант — скажем, нежданная потребность петь оперные арии или читать стихи по-русальи — не вздумай его подавлять! Возможно, он подарен тебе Гернумбли!

Рон, как раз попавшийся им навстречу, громко фыркнул.

— Рону вольно смеяться, — безмятежно сказала Луна, пока Гарри провожал её с отцом к их стульям, — но мой отец много изучал Гернумблинную магию.

— В самом деле? — спросил Гарри, который давно уже как решил не спорить со странными идеями Луны и её отца. — Кстати, а ты уверена, что к укусу ничего приложить не надо?

— Не, всё классно, — сказала Луна, с мечтательным видом посасывая свой палец и оглядывая Гарри сверху донизу. — Тебе идёт. Я папочке говорила, что, наверное, все придут в парадных мантиях, но он считает, что на свадьбу надо одеваться в солнечный цвет, на счастье, понимаешь?