Гарри Поттер и дары Смерти

Гарри пошатнулся: вокруг него снова была та же тёмная, мерзко пахнущая комната. Он не мог понять, что с ним только что было.

— У вас есть что-то для меня? — спросил он в третий раз, погромче.

— Там, — прошептала она, указывая в угол. Гарри поднял палочку и увидел под занавешенным окном очертания сильно захламлённого туалетного столика.

На этот раз она не шла впереди него. Гарри протиснулся между ней и незастеленной кроватью, подняв палочку вверх. Ему не хотелось упускать старуху из виду.

— Что там? — спросил он, дойдя до столика, где высокой грудой было навалено, судя по виду и запаху, грязное бельё.

— Там, — сказала она, указывая на бесформенную кучу.

И в тот миг, когда он отвернулся — ему почудилось, что он видит в беспорядочном клубке рукоять меча, рубин — она сделала какое-то странное движение. Он уловил его краем глаза, в панике повернулся и застыл, скованный ужасом: тело старухи осело на пол, и оттуда, где только что была её шея, выползла огромная змея.

Она бросилась на него в тот миг, когда он поднял палочку: укус пришёлся в предплечье, такой сильный, что его палочка завертелась и отскочила в потолок, её огонёк, крутясь, замелькал по комнате и погас. Потом он получил мощный удар хвостом в живот, у него перехватило дыхание, и он повалился спиной на туалетный столик, в кучу грязной одежды…

Он перекатился на бок, чудом избежав змеиного хвоста — тот обрушился на столик, где секундой раньше был Гарри. Он свалился на пол, и там его осыпало осколками стеклянной столешницы. Он слышал, как Гермиона зовёт его снизу: «Гарри!», но не мог набрать в лёгкие воздуха, чтобы крикнуть в ответ. А потом что-то тяжёлое и гладкое придавило его к полу, он чувствовал, как оно скользит по нему сверху, сильная, мускулистая тварь…

— Нет! — выдохнул он, прижатый к полу.

— Да-а, — прошелестел голос. — Да-аа… задержать… задержать…

— Ассио… ассио палочка…

Но ничего не произошло, и пришлось действовать руками, пытаясь стащить с себя змею, а она обвивала его своими кольцами, не давая ему дышать, глубоко вдавливая хоркрукс ему в грудь, ледяной кружок, в котором билась жизнь, в каких-то дюймах от его собственного неистово колотящегося сердца… В его мозг хлынул белый холодный свет, все мысли исчезли, дыхание замерло, где-то слышны шаги, больше ничего…

…Металлическое сердце стучит отдельно от него, и он летит, летит, торжествуя, ему не нужны ни мётлы, ни тестралы…

Внезапно он пришёл в себя, кругом была всё та же темнота и кислый запах: Нагини отпустила его. Он с трудом поднялся на ноги и увидел очертания змеи на фоне освещённой лестничной площадки: она сделала бросок, а Гермиона с пронзительным криком отскочила в сторону, её заклятие отклонилось и ударило в занавешенное окно, разбив его. В комнату хлынул морозный воздух. Гарри пригнулся, уворачиваясь от нового града осколков, и наступил на что-то похожее на карандаш — его палочка…

Он наклонился, схватил её, но змея уже заполняла всю комнату, яростно колотя хвостом. Гермионы нигде не было видно, и Гарри на миг предположил худшее, но тут что-то грохнуло, сверкнула красная вспышка, и змея взвилась в воздух, с силой ударив Гарри в лицо, тяжёлые кольца одно за другим вздымались к потолку. Гарри поднял палочку, но тут его шрам обожгло сильнее и больнее, чем когда-либо за все эти годы.

— Он идёт сюда! Гермиона, он идёт сюда!

Змея повалилась вниз, яростно шипя. В комнате царил хаос: она обрушила со стены полки, во все стороны полетел разбитый фарфор. Гарри перепрыгнул через кровать и поймал тёмный силуэт, который, он знал, принадлежал Гермионе…

Она взвизгнула от боли, а он потянул её через кровать обратно: змея поднялась снова, но Гарри знал — приближается то, что хуже змеи, может быть, оно уже у калитки, казалось, его голова сейчас расколется пополам от боли в шраме…

Змея сделала бросок, и он снова прыгнул, оттаскивая Гермиону; когда змея ударила, Гермиона закричала «Конфринго!», и заклинание пронеслось по комнате, расколотило зеркало на платяном шкафу и снова отразилось в них, отскакивая от пола к потолку; Гарри почувствовал, как оно обожгло тыльную сторону его руки. Ему порезало стеклом щёку, когда он, таща за собой Гермиону, прыгнул с кровати на разбитый туалетный столик, а оттуда — прямо в окно, вниз, в пустоту, пронзительный крик Гермионы звенел в ночи, они переворачивались в воздухе…

А потом его шрам разорвался от боли, и он был Вольдемортом, он пробежал через вонючую спальню, его длинные белые пальцы впились в подоконник, и он увидел, как лысый мужчина и маленькая женщина повернулись на месте и исчезли, и у него вырвался крик ярости, неистовый вопль, который смешался с криком девушки, разнёсся над тёмными садами вместе со звоном церковных колоколов, возвещавших Рождество…