Гарри Поттер и Дары Смерти

Гарри её почти не слушал. Он вертел в руках Проныру, втайне надеясь, что тот откроется, а внутри окажется камень воскрешения — вот это докажет Гермионе, что Гарри прав: Дары существуют. Она обратилась к Рону:

— Ты ведь тоже не веришь, да?

Гарри пристально посмотрел на друга.

— Не знаю... то есть... ну... кое-что действительно сходится... — Рон замялся. — Но если в целом... — Он глубоко вздохнул. — Я думаю, надо уничтожить окаянты, Гарри. Так велел Думбльдор. А про Дары, наверное... надо забыть.

— Спасибо, Рон, — сказала Гермиона. — Я сегодня дежурю первая.

Она прошла мимо Гарри и села у входа в палатку, давая понять, что разговор окончен.

Ночью Гарри не мог уснуть. Мысль о Дарах терзала его, и успокоиться не получалось. Волшебная палочка, камень, плащ... если бы ими завладеть...

Я открываюсь в конце... В конце чего? Почему нельзя раздобыть камень сейчас? Будь у Гарри камень, он бы задавал эти вопросы лично Думбльдору... И Гарри в темноте наугад шептал золотому мячику разные слова, даже на серпентарго, но Проныра не открывался...

А палочка, бузинная палочка, где она? Где ищет её Вольдеморт? Гарри хотелось, чтобы шрам запылал огнём и впустил его в сознание Вольдеморта. Впервые их с Вольдемортом объединяло одно желание... Гермионе, конечно, такое не понравилось бы... Но она не верит... Ксенофил по-своему прав... Она ограниченная. Недалёкая. С узкими представлениями... Дары Смерти пугают её, особенно камень воскрешения... Гарри опять припал губами к Проныре, целуя его, чуть ли не съедая, но холодный металл не откликался...

Уже почти рассвело, когда он вспомнил про Луну, которая сидит за решёткой в Азкабане среди дементоров, и ему стало стыдно. В лихорадочных размышлениях о Дарах он совсем о ней забыл. Как её вытащить?.. Но через армию дементоров не пройти... Он вдруг вспомнил, что ещё не вызывал Заступника терновой палочкой... надо утром попробовать... Если бы достать палочку получше... И желание владеть бузинной палочкой, совершенным, непобедимым Смертным жезлом, вновь захватило его целиком...

Утром они сложили палатку и двинулись дальше сквозь тоскливую пелену дождя. Ливень пригнал их на берег, где они к вечеру и расположились, и так продолжалось всю неделю — одна сплошная сырость. Дождь, унылые пейзажи вгоняли Гарри в тоску. Он только и думал, что о Дарах Смерти. В нём словно горел огонёк, который не могли потушить ни категорическое неверие Гермионы, ни упорные сомнения Рона. Но чем сильнее Гарри жаждал заполучить Дары, тем меньше это доставляло ему радости. Он винил Рона и Гермиону: их решительное равнодушие к его идее портило настроение не меньше бесконечного дождя, но не могло поколебать его уверенности — абсолютно твердокаменной. Желание найти Дары овладело Гарри настолько, что он отдалился от друзей, одержимых своими окаянтами.

— Одержимых? — с тихой злобой бросила Гермиона, когда однажды вечером он случайно обронил это слово в ответ на её обвинение: он, дескать, забыл о цели их путешествия. — Мы, Гарри, в отличие от некоторых, не одержимы! Мы просто исполняем волю Думбльдора!

Но он оставался глух к её завуалированным нападкам. Ведь ей самой Думбльдор оставил знак Даров для расшифровки! А внутри золотого Проныры — Гарри нисколько не сомневался — спрятан камень воскрешения. Выжить суждено лишь одному... Хозяин Смерти... Почему до Рона и Гермионы не доходит?

— «Последний же враг истребится — смерть», — спокойно процитировал он.

— А я-то думала, что наш враг — Сам-Знаешь-Кто, — огрызнулась Гермиона, и Гарри отчаялся её переубедить.

Даже загадка серебряной лани, которую Рон и Гермиона живо обсуждали, мало интересовала Гарри: отчасти занимательная интермедия, не более того. Его беспокоила только боль в шраме — она вернулась, и он тщательно это скрывал. Когда она возникала, он стремился уединиться, но видения разочаровывали его. Они были какие-то размытые, смазанные. Он различал лишь подобие черепа и гору, больше похожую на тень. Гарри привык к видениям чётким, как в жизни, и перемена сбивала его с толку. Неужели связь между ним и Вольдемортом — связь, которую Гарри боялся и одновременно, что бы он ни говорил Гермионе, ценил, — нарушилась? Должно быть, объяснял он себе, картинки размыты потому, что сломалась волшебная палочка, а терновая не даёт читать мысли Вольдеморта ясно, как прежде.

Шли дни, недели. Постепенно Гарри, хоть и был всецело поглощён своими мыслями, начал замечать, что руководит всё чаще Рон — то ли чтобы компенсировать вину за свой побег, то ли потому, что апатия Гарри пробудила в нём спящие лидерские качества. В любом случае именно Рон теперь побуждал их к действию.

— Осталось три окаянта, — твердил он. — Нам необходим план — ну же, шевелите мозгами! Где мы ещё не искали? Вспоминаем. Приют...