Гарри Поттер и Дары Смерти

— Естественно, Гриндельвальд тут же сделал ноги. За ним уже числилось кое-что на родине, и он не хотел добавлять к списку грехов Ариану. Зато Альбус-то освободился, а? Сбросил обузу — пожалуйста, становись себе величайшим колдуном...

— Он так никогда и не освободился, — перебил Гарри.

— Что? — сипло переспросил Аберфорс.

— Никогда, — повторил Гарри. — В ночь, когда ваш брат умер, он выпил зелье, от которого у него помутился рассудок. Он кричал, умолял кого-то невидимого: «Не мучай их, прошу тебя, возьми меня».

Рон и Гермиона уставились на Гарри. Он не рассказывал им подробностей того, что произошло на острове посреди подземного озера: ужас дальнейшего быстро всё это затмил.

— Он думал, что он с вами и Гриндельвальдом, я точно знаю, — продолжал Гарри, вспоминая, как плакал и молил Думбльдор. — Ему, видимо, чудилось, что Гриндельвальд мучает вас с Арианой. Для него это было как пытка! Если б вы его видели, вы бы не говорили, что он освободился.

Аберфорс увлечённо разглядывал свои сцепленные жилистые руки. После долгой паузы он спросил:

— Откуда такая уверенность, Поттер, что моего брата больше интересовал ты, а не высшее благо? Может, ты для него был ничуть не важнее моей сестрёнки? Может, он и тебя запросто бы в расход пустил?

Ледяная игла кольнула Гарри в сердце.

— Не верю! Думбльдор любил Гарри! — запальчиво крикнула Гермиона.

— Что же он не посоветовал ему скрыться? — парировал Аберфорс. — Почему не сказал: «Позаботься о себе, я научу тебя выжить»?

— Потому что... — начал Гарри, не дав Гермионе раскрыть рта, — есть вещи поважнее собственной безопасности! Иногда приходится думать и о высшем благе! Идёт война!

— Тебе семнадцать, парень!

— Я совершеннолетний и буду бороться, даже если вы сдались!

— Кто сказал, что я сдался?

— «Ордена Феникса больше нет», — с горькой иронией процитировал Гарри. — «Сам-Знаешь-Кто победил, всё кончено, а те, кто думает иначе, сами себе врут».

— Я не говорю, что мне это нравится, но это правда!

— Нет! — возразил Гарри. — Ваш брат знал, как покончить с Сами-Знаете-Кем, и передал своё знание мне. Я доведу дело до конца — или умру. Не думайте, будто я не понимаю, чем всё может закончиться. Давно уже в курсе.

Он замолчал, ожидая, что Аберфорс засмеётся или заспорит, но тот лишь набычился.

— Нам нужно в «Хогварц», — напомнил Гарри. — Если вы не поможете, мы дождёмся рассвета, оставим вас в покое и попытаемся пробраться сами. А если хотите помочь — сейчас самое время.

Аберфорс посидел, уставив на Гарри эти ярко-голубые глаза. Затем откашлялся, встал, обошёл столик и приблизился к портрету Арианы.

— Ты знаешь, что нужно, — произнёс он.

Она улыбнулась, повернулась и пошла прочь — не так, как обычно люди на портретах, за рамку, а вглубь, по длинному тоннелю, нарисованному за её спиной. Гарри, Рон и Гермиона наблюдали за удаляющейся стройной фигурой, пока Ариану не поглотила тьма.

— Э-э-э... что?.. — начал Рон.

— Сейчас в «Хогварц» один путь, — сказал Аберфорс. — Все старые тайные проходы под наблюдением с обеих сторон, вдоль ограды дементоры, в школе повсюду патрули — как мне доносят, «Хогварц» никогда в жизни так не охраняли. Что вы там сможете, если директором теперь Злей, а в заместителях у него Карроу?.. Впрочем, это дело ваше, верно? Вы вроде сказали, что готовы умереть?

— Но что?.. — произнесла Гермиона, глядя на картину.

В конце нарисованного тоннеля появилась маленькая белая точка. Ариана, постепенно увеличиваясь, возвращалась. И вела с собой кого-то ещё, высокого, хромого, явно взволнованного. С тех пор как Гарри видел его в последний раз, человек этот сильно оброс. Он проявлялся всё отчётливей, обе фигуры становились больше и больше, пока наконец, их головы не заполнили всё полотно. Картина, будто дверца, распахнулась и открыла проход в настоящий тоннель — а оттуда, нестриженый, с изрезанным лицом, в изорванной мантии, выбрался самый что ни на есть настоящий Невилл Лонгботтом. Он взревел от восторга, спрыгнул с каминной полки и завопил:

— Я так и знал, что ты придёшь! Я так и знал, Гарри!

Глава двадцать девятая. Потерянная диадема

— Невилл... но... как?..

Однако Невилл увидел Рона и Гермиону и с радостным криком бросился их обнимать. Гарри вгляделся; Невиллу явно нелегко: один глаз опух и весь жёлто-фиолетовый, лицо в шрамах, да и вообще, по виду судя, жизнь его треплет. Тем не менее он сиял и, отпустив Гермиону, вновь воскликнул:

— Я так и знал, что ты придёшь! Говорил ведь Шеймасу: рано или поздно — обязательно!

— Невилл, что с тобой случилось?

— Что? А-а, это. — Невилл мотнул головой: мол, раны ерунда. — Я ещё ничего, у Шеймаса видок похуже. Сами посмотрите. Ну что, идём? Аб, — обратился он к Аберфорсу. — Там ещё парочка наших сюда собирается.

— Ещё парочка? — зловеще переспросил Аберфорс. — Какая-такая «парочка», Лонгботтом? У нас комендантский час, и над всей деревней воплечары!

— Да, и поэтому они аппарируют прямо в паб, — невозмутимо сказал Невилл. — Вы просто отправьте их по проходу, когда появятся, ладно? Большое спасибо.