Гарри Поттер и Дары Смерти

Из этого Гарри сделал вывод, что Джинни и, возможно, Невилл с Луной не оставили «Думбльдорову армию». Ему остро, до боли в животе, хотелось увидеть Джинни. А ещё он всё чаще думал о Роне... и о Думбльдоре... и о «Хогварце», по которому скучал почти так же сильно, как по Джинни. Более того, когда Финей Нигеллий говорил о жестоких новых порядках, Гарри на безумную долю секунды охватывало желание всё бросить, вернуться в «Хогварц» и там бороться с режимом Злея. Есть до отвала, спать в мягкой постели, а главное, переложить бремя ответственности на других — что может быть лучше? Но потом Гарри вспоминал, что он — Нежелательный № 1 и за его голову назначена награда в десять тысяч галлеонов, а явиться в «Хогварц» сейчас — всё равно что сдаться министерству. Финей Нигеллий иногда, сам того не желая, напоминал об этом, будто невзначай спрашивая о местонахождении Гарри и Гермионы, — но тогда она сразу убирала картину в сумочку, и Финей после столь бесцеремонного прощания по три-четыре дня категорически отказывался приходить.

Неотвратимо холодало. Они не отваживались подолгу оставаться на одном месте и потому не ограничивались югом Англии, где разве что подмерзала земля, а путешествовали по всей стране, бросая вызов стихиям. В горах по палатке колотил ледяной дождь, на обширных унылых болотах её затапливало холодной водой, а на островке посреди шотландского озера за ночь наполовину занесло снегом.

В окнах домов уже посверкивали огнями рождественские ёлки, и однажды Гарри твёрдо решил снова напомнить о единственном, пожалуй, ещё не исследованном месте. Тем вечером они вкусно поели: Гермиона под плащом-невидимкой взяла в супермаркете продукты (честно бросив деньги в открытую кассу), и Гарри счёл, что после спагетти болоньезе и консервированных груш она будет сговорчивее. Кроме того, он дальновидно предложил отдохнуть несколько часов от окаянта, и тот висел рядом с ним на спинке кровати.

— Гермиона?

— Ммм? — Она свернулась калачиком в продавленном кресле и читала «Сказки барда Бидля». Интересно, что ещё нового можно оттуда почерпнуть? Книжка-то маленькая. Но, очевидно, что-то оставалось — на подлокотнике лежал открытый «Тарабарий Толковиана».

Гарри кашлянул; ровно так же он себя чувствовал, когда просил у профессора Макгонаголл разрешения посещать Хогсмед, хотя Дурслеи и не подписали ему разрешение.

— Гермиона, я тут подумал...

— Гарри, хочу тебя попросить.

Явно не слушая, она протянула ему «Сказки барда Бидля».

— Взгляни на этот символ, — она показала на что-то вверху страницы. Поверх заглавия сказки (впрочем, Гарри не умел читать древних рун и не был уверен, что это заглавие) на него смотрел треугольный глаз со зрачком, пересечённым вертикальной линией.

— Я же не изучал древние руны, Гермиона.

— Знаю, но это не руна, этого нет в справочнике. Я думала, это глаз, но теперь сомневаюсь. Он чернильный, его кто-то нарисовал в книге! Вспомни, ты когда-нибудь видел это раньше?

— Нет... хотя... погоди. — Гарри присмотрелся внимательней. — Такой амулет вроде был у отца Луны?

— Вот и мне показалось!

— Тогда это знак Гриндельвальда.

Гермиона уставилась на него, разинув рот:

— Что?!

— Крум сказал...

Гарри повторил историю, услышанную на свадьбе. Гермиона смотрела на него в полном потрясении.

— Знак Гриндельвальда? — Она перевела взгляд с Гарри на загадочный символ, потом обратно. — Никогда не слышала, что у Гриндельвальда был знак. Об этом нигде не упоминается.

— Ну вот Крум говорил, что этот символ был высечен на стене «Дурмштранга», причём лично Гриндельвальдом.

Нахмурившись, Гермиона откинулась на спинку кресла.

— Очень странно. Если это знак чёрной магии, как он попал в книгу детских сказок?

— Непонятно, — согласился Гарри. — И чтобы Скримджер проглядел? Он был министр, ему полагалось быть экспертом в таких делах.

— Да уж... Может, он, как я, подумал, что это глаз? У остальных сказок тоже маленькие рисунки над заголовками.

Она замолкла, разглядывая странный знак. Гарри снова завёл своё:

— Гермиона?

— Ммм?

— Я тут подумал. Я... хочу в Годрикову Лощину.

Она рассеянно на него посмотрела, явно продолжая размышлять над непонятным символом, а после сказала:

— Да. Я тоже об этом думала. Пора.

— Ты меня правильно расслышала?

— Конечно. Ты хочешь в Годрикову Лощину. Я согласна. Надо там побывать. Самое вероятное место. Опасно, конечно, но чем дольше я думаю, тем больше мне кажется, что он там.

— Э-э... кто там? — спросил Гарри.

Её лицо, как зеркало, отразило его недоумение:

— Не кто, а что. Меч, разумеется! Думбльдор ведь знал, что ты захочешь туда вернуться. Как-никак, Годрикова Лощина — место рождения Годрика Гриффиндора.

— Правда? Гриффиндор родился в Годриковой Лощине?

— Гарри, ты когда-нибудь открывал «Историю магии»?

— Э-э... — Гарри улыбнулся — словно впервые за несколько месяцев: мышцы лица будто заржавели. — Открывал... однажды... когда купил...