Гарри Поттер и Огненный кубок

Прошёл месяц, и в памяти Гарри остались лишь расплывчатые воспоминания о последующих днях. Казалось, пережито было столько, что больше уже не вмещалось в сознание. Воспоминания, которые иногда наплывали на него, причиняли боль. Самым тяжелым, пожалуй, было следующее утро — встреча с родителями Седрика Диггори.

Они не обвиняли его в случившемся; наоборот, благодарили за то, что он принес им тело сына. Мистер Диггори всхлипывал во время разговора. Миссис Диггори уже не могла плакать.

"Так значит, он почти не страдал, — сказала она, когда Гарри рассказал ей, как Седрик погиб. — И, в конце концов, Амос… он погиб сразу после того, как выиграл Турнир. Он, должно быть, был очень счастлив тогда…"

Потом они встали, она взглянула на Гарри и сказала: "Ты теперь береги себя".

Гарри дотронулся до мешка с золотом тумбочке у кровати.

"Возьмите это, — пробормотал он. — Оно должно было достаться Седрику, он дошёл первым, возьмите".

"О нет, оно твое, дорогой, я не могу… пусть останется у тебя", — ответила Миссис Диггори, отступая.

На следующий вечер Гарри возвратился в Гриффиндорскую башню. Он узнал от Рона и Эрмионы, что утром во время завтрака Дамблдор обратился к ученикам. Он велел оставить Гарри в покое и не спрашивать его о том, что случилось в лабиринте. Большинство учеников, как заметил Гарри, обходили его в коридорах, избегали смотреть ему в глаза. Некоторые шептались у него за спиной. Наверно многие верили статье Риты Москиты о том, что он не в себе и, вероятно, опасен. Видимо, они строили свои версии смерти Седрика. К своему удивлению Гарри обнаружил, что это его не особенно волнует. Лучше всего ему было с Роном и Эрмионой — когда они говорили о других вещах или играли в шахматы, а он молча сидел рядом. Он чувствовал, что они достигли того уровня понимания, когда слова уже не нужны; каждый был в ожидании какого-то знака или вести о том, что происходило за пределами Хогвартса — и было бесполезно строить предположения о будущих событиях, пока они не знают ничего определенно. Только однажды они коснулись этой темы: когда Рон рассказал Гарри о встрече миссис Висли с Дамблдором перед отъездом домой.

"Она просила разрешения, чтобы ты мог поехать к нам на это лето, — сказал он. — Но Дамблдор хочет, чтобы ты вернулся к семейству Десли, хотя бы сначала".

"Почему?" — спросил Гарри.

"Она сказала, что у Дамблдора есть свои основания, — ответил Рон, качая головой с таинственным видом. — Я думаю, мы должны ему доверять…"

Единственным человеком, кроме Рона и Эрмионы, с которым Гарри мог разговаривать, был Хагрид. Учителя Защиты Против Темных Сил больше не было, уроки по этому предмету были свободными. Они воспользовались этим в четверг, чтобы пойти и навестить Хагрида в его хижине. Был ясный, солнечный день; Клык с лаем выскочил из дверей им наперерез, размахивая хвостом.

"Кто там? — спросил Хагрид, подходя к двери. — Гарри!"

Он вышел им навстречу, притянул Гарри, обнял его одной рукой, взъерошил волосы и сказал: "Рад видеть тебя, дружище. Очень рад".

Войдя в дом, они увидели на деревянном столе перед камином две чайные чашки размером с ведро каждая.

"Пили чай с Олимпией, — сказал Хагрид. — Она только-только ушла".

"С кем?" — удивился Рон.

"С мадам Максим, с кем же еще!" — ответил Хагрид.

"Вы что, помирились?" — спросил Рон.

"Не понимаю, о чем ты говоришь", — весело сказал Хагрид, доставая еще чашки из шкафа. Приготовив чай и предложив каждому коржики на блюде, он откинулся в своем кресле и стал вглядываться в Гарри своими черными глазами-жуками.

"Как ты? Держишься?" — спросил он хрипло.

"Да…" — ответил Гарри.

"Нет, ты ещё не оправился, — возразил Хагрид. — Конечно же, нет. Но ничего, всё перемелется".

Гарри промолчал.

"Я знал, что он вернется", — сказал Хагрид, и Гарри, Рон и Эрмиона уставились на него в шоке.

"Я знал это многие годы, Гарри. Знал, что он где-то скрывался и ждал своего часа. Это должно было случиться. Ну, и теперь вот — случилось, и нам всем придётся это пережить. Мы будем бороться. Придётся. Мы должны остановить его, пока он не набрал силу. Таков план Дамблдора, во всяком случае. Великий он человек, Дамблдор. Пока он с нами, я не особенно беспокоюсь".

Заметив недоверие на их лицах Хагрид поднял свои кустистые брови и продолжал:

"Бесполезно сидеть и волноваться по ерунде. Чему быть — того не миновать, и, когда придет время, мы примем бой. Дамблдор рассказал мне, о том, что ты сделал, Гарри, — Хагрид приосанился, глядя на Гарри. — Ты сделал то же, что сделал бы твой отец, и у меня нет большей похвалы для тебя".

Гарри улыбнулся в ответ. Это была его первая улыбка за много дней. "Хагрид, что тебе поручил Дамблдор? Он велел профессору МакГонагалл позвать вас и мадам Максим на разговор — той ночью".

"Этим летом мне предстоит поработать, — сказал Хагрид. — Но это — секрет. Я не должен говорить об этом даже с вами, ребята. Олимпия, то есть мадам Максим, видимо, присоединится ко мне. Я так думаю. Мне кажется, я ее убедил".

"Это имеет отношение к Волдеморту?"

Хагрид поежился, услышав имя.