Сириус и Люпин подарили Гарри сборник замечательных книжек, озаглавленных «Практическая Защитная магия и Ее Использование против Темных Сил» с изумительными разноцветными движущимися иллюстрациями злых чар и описывающих их противо-проклятий. Гарри нетерпеливо пролистал первый том, отметив про себя, что он окажется очень полезен на занятиях АД. Хагрид прислал меховой коричневый бумажник, у которого имелись зубы, что по идее было бы неплохой защитой от воров, если бы Гарри все же удалось положить туда деньги без риска остаться с откушенными пальцами. Подарком Тонкс была миниатюрная, но работающая модель Всполоха, наблюдая за полетом которой по комнате, Гарри пожалел, что в данный момент не имеет ее полноразмерный вариант. Рон подарил огромнейшую коробку Всевкусного Драже, от мистера и миссис Уизли он как обычно получил вязанный джемпер и пироги с начинкой, от Добби — катастрофически страшную картинку, у Гарри появилось подозрение, что эльф нарисовал его самого. Только он начал крутить ее в руках, поворачивая то так, то этак, чтобы найти ракурс в котором картинка выглядела бы получше, когда с громким треском, в ноги его кровати свалились Фрэд с Джорджем.
— Счастливого Рождества, — поздоровался Джордж. — Вы пока не спускайтесь вниз, ладно?
— Почему? — поинтересовался Рон.
— Мама снова плачет, — хмуро сообщил Фрэд. — Перси вернул обратно рождественский свитер.
— Без записки, — добавил Джордж. — Не спросил даже, как там папа, или что он собирается навестить его. Вообще ничего.
— Мы старались ее успокоить, — Фрэд обошел кровать, чтобы взглянуть на портрет Гарри. — Сказали, что Перси всего лишь значительная кучка крысиного дерьма.
— Не сработало, — сообщил Джордж, запихивая в рот Шоколадушку. — Так что ею занялся Люпин. Полагаю, что лучше дать ему время подбодрить ее прежде, чем спускаться к завтраку.
— Чтобы это могло быть? — покосился Фрэд на картину Добби. — Похоже на гиббона с парой черных глаз.
— Это Гарри! — Джордж указал на оборотную сторону картинки. — Так здесь сказано.
— Обалденное сходство, — ухмыльнулся Фрэд.
Гарри бросил в него свой новый дневник, ударившись о стену, тот упал на пол и радостно сообщил: «Если вы расставили все точки над «и» и подчеркнули все «т», у вас есть право заняться всем, чем угодно!».
Они поднялись и оделись. Было слышно, как обитатели дома, встречаясь, приветствовали друг друга фразой: «Счастливого тебе Рождества». На лестнице они встретили Гермиону.
— Спасибо за книгу, Гарри, — обрадовалась она. — Я целую вечность мечтала о «Теории Нумерологии»! А духи по-настоящему необычны, Рон.
— Да без проблем, — ответил Рон. — А это для кого? — добавил он, кивнув аккуратно перевязанный сверток в ее руках.
— Для Кричера, — просияла Гермиона.
— Лучше бы это была не одежда! — поостерег ее Рон. — Знаешь же, что сказал Сириус: Кричер знает слишком много, чтобы освобождать его!
— Это не одежда, — ответила Гермиона. — Хотя, если б у меня была возможность, я бы дала ему что-нибудь взамен той грязной тряпки, которую он носит. Это лоскутное стеганное одеяло, думаю, это как-то освежит его спальню.
— Какую спальню? — понизил голос Гарри, проходя мимо портрета матери Сириуса.
— Ну, Сириус сказал, что это скорее не спальня, а просто «берлога», — сообщила Гермиона. — Он вообще-то спит под паровым котлом, за буфетом на кухне.
На кухне оказалась одна миссис Уизли. Она стояла у плиты, и когда пожелала им «Счастливого Рождества», ее голос звучал так, словно она подхватила сильнейший насморк. Они отвели глаза.
— Так это здесь спальня Кричера? — спросил Рон, подходя к выцветшей двери, напротив кладовой. Гарри никогда не видел, чтобы та была открыта.
— Ага, — немного нервно сообщила Гермиона. — Эээ… думаю, лучше будет постучать.
Рон постучал по двери костяшками пальцев, но не дождался ответа.
— Он наверное, шляется где-нибудь наверху, — и Рон без дальнейших раздумий потянул дверь на себя. — Уф!
Гарри заглянул внутрь. Большая часть буфета занимал очень большой старомодный бойлер, но под его трубами Кричер свил себе нечто вроде гнезда. Груда тряпья и вонючих старых попон была сложена на полу, а в середине, маленькая вмятина указывала место, где устраивался на ночлег Кричер. Среди тряпок здесь и там, валялись засохшие корочки хлеба и заплесневелые кусочки сыра. В дальнем углу блестели маленькие вещички и монетки, которые припас, как сорока Кричер, после грандиозной чистки дома, устроенной Сириусом. Припрятал он так же и семейные фотографии в серебряных рамкых, выброшенные этим летом Сириусом. Стекло было непоправимо разбито, но черно-белые человечки на фотографиях взирали на Гарри все так же надменно, включая — он почувствовал, как живот скрутило — темноволосую, густо накрашенную женщину, свидетелем суда над которой он являлся в Думбльдоровом дубльдуме: Беллатрикс Лестрэйндж. Судя по всему, это была любимая фотография Кричера — он поместил ее впереди всех остальных, и даже неуклюже заклеил стекло — маго-скотчем.